Если вам сложно представить такую жуть – можно упростить задачу. Хорошенько, с размаху ударьтесь мизинчиком ноги об дверной косяк и одновременно вгоните себе в палец иглу хотя бы до половины. А теперь увеличьте эти ощущения на сто и экстраполируйте полученный результат на всю поверхность руки, ноги или что вам больше по вкусу. Калейдоскоп эмоций и фейерверк незабываемых, до сегодняшнего дня не испытанных, чувств, среди которых ни одного хорошего, обеспечены. Будет потом что вспомнить, утирая холодный пот со лба и тихо, чтобы никто не услышал, проклиная самого себя за излишнюю дурость и бестолковое любопытство.
Именно так я чувствовал себя, очнувшись в полной темноте. Не было сил ни стонать, ни знать на помощь, ни собраться с разбегающимися, как тараканы при включенной лампочке, мыслями. Внутри была пустота, заполненная адской, всепроникающей болью.
Мозг отказывался воспринимать реальность, напоминая о себе лишь периодически взрывающимися резкими, словно реактивные истребители последнего поколения, приступами дополнительных мучений к уже имеющимся, ставшим за это короткое время почти частью меня. Одно хорошо, после таких микровзрывов страданий наступает тёплое, обволакивающее своим спокойствием, НИЧТО. Оно держит остатки сознания в своих мягких лапах до следующего пробуждения для новых мук.
***
… – На кой вы эту падаль притащили? Он же фактически жмурик!
– Притащили – лечи. Лекарств у тебя всё равно полно, и все просроченные. Так что можешь не слишком экономить.
– Да не жалко лекарств, перевязочного материала жалко. На этого красавца он рулонами, как пить дать, уходить будет!
– Не твоя печаль. Оклемается – к делу приспособим. Сдаётся мне, что тебе просто лень возиться! Привык роды у баб принимать и пальцы алкашам местным вправлять, а медицину и позабыл, наверное. Чему ты своих оболтусов научить сможешь? Даже я знаю, что для врача операции всякие разные – первое дело!
– Подохнет он. Чего заморачиваться?
– Может, и подохнет… А ты его как наглядное пособие для учеников используй. Рассказывай, показывай, чего надо. Потом типа курсовой работы сделай – кто этого… выходит, тот и сдал. Пойми, надо тебе смену растить, надо! Понимаю, что не хочешь – хорошо одним доктором в посёлке быть, спокойно и сытно, и никакой конкуренции. Только ведь не молодеем ни ты, ни я. Молодёжь знающая всё едино нужна, как ни крути.
– Хорошо, попробуем… Поглядим, что из этого получится.
Очередная, ожидаемая вспышка боли. НИЧТО…
Глава 1
Я снова пришёл в себя и вот как-то сразу понял, что надолго. Попытался сориентироваться – медленно, изо всех сил борясь со слабостью, стараясь звуками и запахами дополнить черноту окружающего мира. Зрение пока отсутствовало. По ощущениям, верхняя часть лица была тщательно забинтована, и именно в ней находился один из эпицентров боли. Попробовал пошевелить пальцем – еле-еле вышло; головой – уже ничего не получилось, словно батарейки в организме напрочь сели, только с правой стороны засочилось по виску что-то липкое, неприятное…
Самое главное – я могу связно мыслить. Это хорошо, это очень хорошо! Один из моих самых глубоких, потаённых страхов – стать пускающим слюни и не отдающим себе ни в чём отчёта овощем. Насмотрелся на таких, лучше сразу подохнуть, чем растением существовать. Итак: меня зовут Витя; у меня были папа, мама и сестра; я строитель… Тоже был. Теперь поднапрячься и вспомнить, что произошло и где Зюзя… Зюзя! Что с ней?! Последнее воспоминание: собака истекает кровью, содрогаясь в конвульсиях. Неужели мертва? Не верю! Не хочу верить!!! Гнать, гнать от себя такие мысли! На помойку их! Доберман – жива! И точка!!! Столько раз выкручивалась, меня спасала – значит, обязательно живая, не так просто мою красавицу угробить!
Но гаденькая мыслишка неотступно проносилась в подсознании, подскрёбывая коготочками душу: «А если нет?»
Огромным усилием воли, породившим приступ нечеловеческой боли в голове, мне удалось притушить свои переживания. Не до конца, но вполне достаточного для того, чтобы приступить к анализу окружающего мира.
Втянул носом воздух; точнее показалось, что втянул – так, еле-еле понюхал. И сразу ощутил соцветие запахов крови, гноя, немытого тела, и примешивающихся к ним ароматов лекарств и безнадёжности. Где это я? Не в вагоне точно – на железной дороге своё амбре. На насыпи, где меня цапнуло? Тоже нет – под головой что-то слегка мягкое, а не гравий или рельсы.
Хорошо, обоняние пока оставим, обратимся к слуху. Опять напрягся, опять через висок к уху потекло что-то тёплое, опять боль…
… Далёкие, непонятные голоса – в ушах словно по комку ваты забито; стук, скрип; лёгкий, почти неразличимый птичий щебет и странное бульканье. Последнее слышалось особенно чётко, сконцентрируюсь на нём. По мере вычленения заинтересовавшего меня звука из общей палитры к нему, напротив, примешивались