– Меня ожидают, – промолвил посетитель низким, грудным, но, несомненно, женским голосом.
– В п’гиватном кабинете, – тут же поспешно добавила дама из опасения, что слуга неверно истолкует цель её визита.
Толстяк, если и заметил странный акцент гостьи, не подал виду.
– Знаем, знаем, – гнусаво промурлыкал он, – прошу за мной.
Гостья переступила порог таверны – будто на скотный двор попала. Всего здесь было в избытке: посетителей, их разноголосого гомона, запахов, от вполне переносимого аромата слегка пережаренного мяса до вони кислющей виноградной браги, нагло именуемой хозяином заведения вином, и уж совсем неприличного амбрэ немытых матросских тел. Вдобавок по залу в густой дымовой завесе, порождённой развешенными по стенам факелами, то и дело шныряли юркие, как белки, служаночки, что до предела усугубляло царивший вокруг хаос. Каким же облегчением было вырваться из этого бедлама и погрузиться в упорядоченный мир безлюдного сумрачного коридора!
Поворот, ещё один, и наконец остановка. Красивая резная дверь, а за ней, судя по всему, – приватный кабинет. Фигура в плаще до дрожи напряглась в предвкушении встречи.
Лицо слуги искривила усмешка.
– Пра-а-шу, – нарочито развязно протянул он, широко распахнув дверь.
– Благода’гю, – холодно кивнула гостья и торопливо, словно боясь в последний момент передумать, скользнула внутрь.
Комната оказалась довольно тесной, около пяти шагов в длину и столько же в ширину. Большую часть пространства занимал стол, да не абы какой, а из полированного галатского эбена с инкрустацией слоновой костью в виде лиственного орнамента. Ножки обильно покрывала позолота. Стул с высокой спинкой был под стать столу, хоть и не так богато украшен. Картину роскоши, настолько неуместной в подобном заведении, насколько павлин неуместен в курятнике, довершали шёлковые камские шпалеры на стенах. Однако посетительницу совершенно не смутило, что интерьер приватного кабинета по самым скромным прикидкам стоил втрое дороже таверны. Более того, она вряд ли вообще озаботилась разглядыванием обстановки: всё её внимание было приковано к тому, кто по-хозяйски расположился среди описанного великолепия.
Господин этот выглядел как типичный камский негоциант среднего возраста. Атласный кафтан, лукавая улыбка в густой курчавой бороде, пытливые глаза – подобных персон пруд пруди в любом крупном порту Намира или Галатии. И всё же чувствовалось в нём какое-то «но», нечто поперечное демонстрируемому образу. Казалось, ещё чуть-чуть, и воздух в помещении начнёт потрескивать от присутствия невидимой, однако вполне явственной силы.
По единому жесту господина слуга зайцем кинулся в коридор. Не прошло и минуты, как он вернулся с изящным лакированным стульчиком в одной руке и бутылью из тёмного стекла – в другой.
– Присаживайся, милая, – мягким баритоном произнёс «негоциант», – плащ повесь на спинку.
И хотя по интонации это было не повеление, а скорее просьба, гостья физически ощутила невозможность сопротивления.
Пока дама разоблачалась, слуга плеснул из бутыли в пиалу господина бурой жидкости с пряным запахом. Тот немного отхлебнул и зажмурился от удовольствия. Пользуясь моментом, толстяк принялся беззастенчиво разглядывать гостью. И надо признаться, здесь было на что поглазеть. Женщина явно принадлежала к народу Унат, о чём свидетельствовали заострённые кончики ушей, крупные глаза янтарного цвета, чётко очерченные высокие скулы, длинный прямой нос и тонкие губы. Кроме того, посетительница носила традиционный для этого племени наряд: шёлковую тунику до колен и короткие сафьяновые сапожки. А вот цвет её кожи смог бы определить только ясновидец, поскольку все открытые участки тела, включая лицо и гладко выбритый череп, покрывала замысловатая вязь татуировок. В полумраке приватного кабинета тонкая золотая цепочка, соединявшая кольцо в левой ноздре с кольцом в мочке левого уха, казалась лишь частью многоцветного узора.
Удовлетворив любопытство, слуга осклабился. И действительно, на миниатюрном стульчике рослая, статная Унат смотрелась как галера в луже. В ответ гостья одарила наглеца взглядом, способным раздробить камень.
«Негоциант» терпеть не мог молчаливых игр в своём присутствии,