– Мой тоненький голосок сказал сегодня сесть в экипаж, и канал был ближайшим местом, чтобы его найти.
Это не было правдой, но и ложью не было. Что-то посередине.
– Иногда тоненький голосок знает лучше всех, – сказала мама, зажигая свечи. – Даже если это означает трату денег на экипаж. А что вызвало его?
– Просто… ощущение. – Натали поцеловала маму в щеку. – Извини, что встревожила тебя, мама. Я обещаю отныне приходить домой до темноты.
– Спасибо, ma bichette.
Мама сняла одно из неоконченных платьев – из красного шифона с бархатной отделкой – с манекена. При свете свечей она работала над ним – медленно, неловко, с болью – некоторое время перед тем, как пожелать Натали спокойной ночи. Когда мама вышла из комнаты, Натали подождала пару минут, а потом выглянула в окно, а также еще раз проверила, что входная дверь заперта. И еще раз.
Потом она устроилась на диване, со Стэнли под боком, чтобы сделать запись в дневнике. Так как лица жилистого мужчины она не видела: оно было в тени, скрыто шляпой, всегда чуть дальше, чем возможно разглядеть, – то записала в малейших деталях все происшествие, даже нарисовала схему улицы. Закончив, она пролистнула несколько страниц, чтобы прочитать несколько последних записей.
Наконец она дошла до той, что была сделана только вчера, судя по дате. Эту запись она прочитала трижды.
Почерк был ее. Ее стиль повествования, словечки. Описания, во всех деталях рассказывающие о лете, были точно ее.
Но она не помнила, чтобы писала хоть одно слово.
Натали захотелось запустить дневник через всю комнату. Нет, выбросить его в окно или поднести к канделябру и сжечь. Либо бросить его в Сену по дороге в морг завтра утром. Она может купить новый. И, пожалуй, стоит это сделать, потому что этот дневник ее предал, он сыграл жестокую шутку с ее памятью. После всех секретов, поведанных ему, дневник ее обманул.
Пока что, впрочем, она спрятала его под подушку за Стэнли.
Она прокрутила в мыслях весь вчерашний день, шаг за шагом, как ведешь ребенка через каменистый ручей, и наткнулась на провал.
Ночью она поднялась на крышу, чтобы сбежать из клетки своей темной, тихой комнаты. Она помнила, как увидела драку в таверне «У Жозефины», а потом…
Ничего – вплоть до сегодняшнего утра.
О боже, она же отправила письмо Агнес сегодня утром. Письмо, написание которого стерлось из ее памяти, как и запись в дневнике.
«Что я говорила?»
Мостик между завершением драки и пробуждением раскрошился.
Что касается причины… Ну, а по какой причине она не помнила покупку букета? Это первое происшествие в морге вчера, придумалось оно или приснилось, потрясло ее больше, чем она думала.
И, конечно, сегодня оно повторилось, и теперь она не знала, может ли вообще доверять своим мыслям. Действительно ли ее сегодня преследовали или ее мозг исказил и это?
Она откинулась на спинку дивана, закрыв глаза. Ей нужно каким-то образом зацепиться за правду, любую правду. Все снова замыкалось на морге.