Я вспомнил странную девушку. Может такое быть, что Прометей как-то подкупил или заставил ее? Чтобы она принесла мне эту книгу. В конце концов, он же как-то передал записку через официанта.
Да нет, глупость. Почему он тогда не сделал этого раньше? К тому же, подкупить официанта проще, чем сотрудницу спецслужб. А уж тем более запугать.
С другой стороны, она действительно постоянно ведет себя как-то нервно. Может, и правда находится под давлением?
Но тут мне пришла в голову и другая мысль. А если она просто шпион, внедренный Прометеем в эту организацию? Поэтому у нее такое странное поведение – она боится, что ее раскусят.
Хотя, нет. В это тоже слабо верится. Раз уж меня насторожило ее поведение, то этих людей тем более. Остается только вариант с провокацией.
В любом случае, решение просто ждать и ничего не делать меня вполне устраивало. Провокация или нет – я ничего предпринимать не собираюсь. Пусть история развивается так, как должна.
С этими мыслями я лег на диван и снова погрузился в чтение. Но это странное послание не оставляло меня в покое. За неделю я уже успел смириться со своим положением, а тут такое событие! Настоящая записка или нет, но она снова всколыхнула во мне желание скорее покинуть это место. Я постоянно возвращался к странице с мифом о Прометее и размышлял, сосредоточившись взглядом на этом имени.
Невозможно было спокойно лежать. В движении размышлять гораздо проще. Поэтому я вскочил с дивана и начал мерить шагами комнату.
Так это продолжаться не может. Надо предпринять какие-то действия. Попытаться выяснить что-то об этом месте. Но для того, чтобы задавать вопросы, надо, чтобы со мной вообще хоть кто-то разговаривал. А за всю эту неделю, кроме девушки, я никого не видел. Только голос Владимира в динамике давал понять, что здесь еще кто-то есть.
Интересно, почему, меня вообще больше ни разу не допрашивали? Когда они меня сюда привезли, то не задавали практически никаких серьезных вопросов. Неужели, им хватило тех данных, которые у них были? Зачем тогда вообще держать меня здесь?
На секунду я остановился, а затем подбежал к камере с новой идеей.
– Мне нужно поговорить с Аркадием Львовичем, – произнес я, глядя в камеру.
Прошло несколько секунд, и динамик коротко ответил голосом Владимира:
– Нет.
– Я вспомнил кое-что, о чем не сказал на допросе.
– Нет, – снова последовал короткий ответ.
– Какого черта?! Почему нет?! – взорвался я.
Но меня не удостоили ответом. Бормоча под нос проклятья, я снова начал хоть по комнате туда-сюда. Через несколько минут я успокоился и улегся на диван. Нужно попытаться придумать что-то еще.
Какой бы комфортной ни была эта комната, она не переставала быть для меня тюрьмой. Говорить ни с кем нельзя. Ничего не объясняют, ничего не происходит. Каждый день, как День сурка. Разве