Что за чертовщина? Может, мне опять снился сон?
Огляделась: нет. Все было реальнее реального. И теперь мне предстояло разобраться в том, что же все-таки со мной произошло. Может, я прыгнула во времени? Или…. Или произошло что-то еще, о чем я даже не догадывалась?
День выдался напряженный.
Наспех перекусила больничной стряпней, пережила несколько бодрящих и восстанавливающих больничных процедур, и даже побывала у настоящего психиатра. Эдакий суровый мужичок с задумчивым видом, седоволосый и в очках с узкой оправой, стукавший по клавишам клавиатуры за рабочим столом, и безотрывно глядевший монитор, свет отражался в очках. Я сидела и молчала как рыба. Только сейчас до меня дошло, как сильно я подставилась в вертолете, а главное – что мне могло за это светить.
– Ну, рассказывай, – пробасил психиатр, и взглянул на меня: симпатичный, я бы даже сказала, горячий. Для своих лет он выглядел прекрасно, был отлично сложен, челюсть волевая, а черты острые, как у бывшего военного. – Что беспокоит?
– Меня? – я изумленно вскинула брови, будто бы у меня пытались выведать симптомы, о которых я ничего не знала. В общем, включила дурочку. – Да, ну, что вы? – я невинно улыбнулась. – Ничего. Совсем ничего. Я совершенно здорова, и даже не понимаю, зачем меня сюда затащили.
– Дозу успокоительного тебе тоже просто так поставили, да? Чтобы спалось лучше? Не рассказывай сказки. Я обо всем прекрасно осведомлен, и знаю, что ты говорила медику. За такие вещи, между прочим, сразу можно отправлять на обследование в психиатрию, что я и собираюсь сделать….
– Не надо психушку, – я чуть не подскочила на месте, расширив от удивления глаза и взволнованно взглянув на психиатра. Попадать в плен сейчас было отнюдь не в моих интересах. – Я….
– Допустим, я могу сказать, что ты здорова. А что мне за это будет? – врач вызывающе взглянул на мои губы, а я в ответ только и смогла, что улыбнуться.
Вот чего захотел, чертяка старый? Женского внимания не хватало? Впрочем, я и сама была не против: он казался мне симпатичным. Потому я перегнулась через стол и поймала его губы своими губами. Целоваться пришлось чувственно: я положила ладони на его щетинистые щеки, а затем почувствовала его язык у себя во рту. И тут мне стало больно в сердце. Физически. Стало неприятно. Я поморщилась, но надеялась, что он этого не заметит.
Опять. Так было каждый, когда я целовала парня или вообще позволяла к себе прикасаться.
Где-то я слышала про такую болезнь, что когда трогаешь не того, кого любишь – тебе больно.
Не знала я, что именно это была за болезнь, но я ею определенно болела. Чем дольше продолжался поцелуй, тем больнее и неприятнее мне становилось. Его ладони скользнули по моим лопаткам, он опустил руки к пояснице, и полез под халат, коснувшись холодными пальцами кожи на вершине