– Этот мсье сказал, что он корешь того монаха с кошелем. Тоже вишь ты монах, Огюст,– радостно улыбнулся Турок.
– И чего он хочет?– продолжал допрашивать Турка Огюст, так будто бы Мишки здесь и вовсе не было или был он глухонемой, язык жестов которого понятен только Турку.
– Велел сюда привести,– оскалился весело Турок.– Вот привел.
– Чего надо?– наконец Огюст решил удостоить и Мишку своим вниманием. Задавая вопрос, он размахнулся и всадил тесак в столешницу.
– Для начала, дай команду своим живоглотам прекратить чавкать как свиньи,
– Мишка прошел к столу и уселся на скамейку, закинув ногу на ногу.– Чего это вы жрете такое вонючее? Сыр?!
– Мишка брезгливо покосился на объедки, валяющиеся на столешнице.– Хоть бы окна открыли, дышать же нечем!
У Огюста и остальных членов шайки мародеров, пропал дар речи. Все одновременно уставились на наглеца, который заявился в «чужой дом» незвано, да еще и «качает права».
– Ты хто есть?– поднялся со скамьи напротив оборванец с огромной медной серьгой в ухе, голова у него была абсолютно лысой и от того он был похож на сказочного джина. Лохматые брови, нос крючком, в общем, сходство стопроцентное. Еще бы халат в звездах… Впрочем, рваная рубаха, с закатанными рукавами, сходство не особенно портила.
В руке "джин" держал двух пинтовую глиняную кружку, с каким-то пойлом, которое смаковал перед приходам Мишки. А теперь он ей легонько постукивал по столу, показывая нетерпение, с которым ждет ответ на свой своевременный "правильный" вопрос.
– Голубой что ли?– покосился на "джина" Мишка.– Сядь, с тобой потом отдельно пообщаемся, если захочешь.
– Ты-ы-ы! Святоша! Отвечай когда спрашивают! Пока рыло не свернули!– начал свирепеть "джин" и швырнул в Мишку обглоданную кость.
Кость, скорее косточка куриная, очевидно, подхваченная "джином" со столешницы, должна была, по его мнению, поставить наглеца на место. Унизить и вразумить. Однако, швырнул он ее несколько сильнее, чем нужно, да еще и не попал в наглеца, глумливо ухмыляющегося в двух метрах. Кость мелькнула мимо Мишкиной головы и врезалась в лоб, сидящему за следующим столом мародеру, которому, судя по реплике, это явно пришлось не по душе. Так и сказал, слегка брызгая слюной:
– Ты чего, Лохматый, это мой лобешник. И не жАлезный,– обиженный Лохматым мародер, тер лоб и шарил глазом по столешнице /единственным, второй прикрывала грязная повязка серого цвета/, подбирая что-нибудь поувесистее.
Все предметы и остатки трапезы разбойничьей, казались ему либо скромного размера, либо не удобными для применения. Наконец его единственный глаз остановился на деревянном черпаке, который он тут же и метнул. Продемонстрировав, в отличие от Лохматого, удивительную меткость.
Черпак свистнул над Мишкиной головой и врезался с треском прямо в лысину "джину", то бишь Лохматому. Отскочив от зарумянившейся лысины, черпак заскакал по