Догоревшая сигарета обожгла мне пальцы. Сумасшедший старик достал из кармана пачку сигарет и предложил:
– Давайте присядем.
Негнущимися пальцами я выудил сигарету из предложенной пачки и, оглянувшись, сел на пенек напротив старика.
– В чемодане, – старик пнул носком сапога стоящий на земле “дипломат”, – рукопись и около полутора миллионов долларов.
Поймав мой недоверчивый взгляд, он наклонился с явным намерением показать содержимое “дипломата”, но, видимо передумав, снова выпрямился и махнул рукой.
– А, потом сам посмотришь. Сейчас времени нет.
И тут же, спохватившись, предложил:
– Давай на "ты"? А то я все равно собьюсь – неудобно как-то обращаться к самому себе на вы, да еще такому молодому.
В ответ я промычал что-то нечленораздельное, что должно было выражать мое полное согласие. От необычности всего происходящего я, видимо, отупел и плохо соображал. Мельком взглянув на свою руку, я заметил, что держу между пальцев не зажженную сигарету.
Старик наклонил голову на бок и на мгновение застыл, как бы к чему-то прислушиваясь, а потом продолжил:
– Если я тогда все правильно понял, то, – он взглянул на часы, – через пятнадцать минут меня здесь уже не будет.
Он тяжело вздохнул:
– Не знаю, что со мной будет дальше, но хотелось бы верить… А не верить нет никаких оснований. Все, о чем мне тогда здесь говорили тридцать с лишнем лет назад, все сбылось.
И вдруг спросил:
– Ты знаешь, кто такой Гагарин?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что я сходу выпалил:
– Наш главный инженер, Петр Николаевич.
И тут же пожалел о сказанном, потому что вспомнил, как, поступая на работу в НИИ, давал подписку о неразглашении секретных сведений. В том числе – и фамилий начальников.
Старик невесело усмехнулся:
– Гагарин, Юрий Гагарин! Раньше каждый мальчишка знал это имя.
Тут он снова пнул “дипломат”.
– Когда я исчезну, забирай “дипломат”. Ты мой самый ближний родственник, если так можно сказать о самом себе, поэтому все это принадлежит тебе по праву. Не сомневайся, деньги эти заработаны честно. Американцы всегда ценили умные головы. А в той ситуации, в которой я оказался, с тем багажом знаний можно было заработать и намного больше. Правда, через границу их пришлось перетащить нелегально. С рукописью можешь делать что хочешь, – можешь выкинуть, не читая, можешь издать, но в ней нет ни слова лжи. Написана она в стиле художественного произведения – мне просто не захотелось излагать свою жизнь сухим языком мемуаров. Некоторые имена я изменил, некоторые факты и события домыслил, но от этого быль не стала выдумкой.
Он замолчал, по-видимому, задумался о чем-то. Я тоже молчал, крутя в пальцах его сигарету.
– Так много хотел сказать, – продолжил старик. – А теперь все из головы вылетело.
Вдруг он насторожился, привстал с бревна и замер. Потом посмотрел на меня и спросил:
– Слышишь?
При