Возглас. Владимир Бойков

в кольца слабина,

      как рухнет с памятью трухлявой

      тысячелетняя страна.

1970

      «Вот антиквар теней – тот, кем сообщены…»

               Вот антиквар теней – тот, кем сообщены

      сомненья давних лиц, привыкшие пылится,

      кому всего ценней помарки тишины,

      что в чистоту страниц несут страстей крупицы.

               Без устали готов ему я собирать

      поскрипыванье трав и таянье улиток,

      и так – до холодов, и на конце пера

      слова точащий сплав – мгновений лета слиток.

               Картинку набросать цикадкам в унисон,

      покуда не тускла – там ветер излистает:

      зияют небеса среди осенних крон.

                Со стороны – тоска на синем золотая,

      где каждый листик – прах, и медлит соскользнуть

      в круговорот смертей, и тянет жизни дозу.

               Я ж, отметая страх за плоть свою и суть,

      в то, что и слов пустей, лечу – в метаморфозу.

1970

      В горах опять

                Внимающий взгляд мой рассеян

      среди живописных картин

      в сиреневых дымках расселин,

      изрезавших склоны хребтин.

               А выше, в каком-нибудь метре

      от пламенно-белых высот,

      в итоге студёных поветрий

      готовится снежный поход.

                С джайлоо в долину кочевник

      по тропам отару повёл

      вдоль белой воды, где в арчевник

      шиповник цветущий забрёл.

                Обилие выспевших ягод

      ещё не осыпав на склон,

      безумец – он дважды уж за год

      цветением белым пленён!

                На каменных осыпях выжив,

      он снежные искры зажёг –

      как будто богине свой вызов

      бросает влюблённый божок!

                Как будто и не был исколот

      шипами своими ж, когда

      крутящий терзал его холод

      и жгла ледяная вода!

                И вновь, расширяя границы

      владений зимы на хребтах,

      найдут облаков вереницы

      безумный шиповник – в цветах!

                Ну, что ж! Поглядел – и довольно:

      я душу мою усладил,

      с тем будто, чтоб стало мне больно, –

      сегодня сюда приходил.

      Мнемография

                Пусть иней выбелил тропинки

      до безупречной чистоты,

      пусть одинокие травинки

      там, сям до звонкости пусты,

      но их не всякий обнаружит, и дальше десяти шагов

      все частокол стволов закружит,

      сведёт в укромину логов,