– Важно! Не бывает мелочей. Если она так сказала, значит не все потеряно. – Неужели речь о той самой, первой и единственной любви, что протянулась от садика до школьной доски? А ведь наставник упоминал об этом, правда совсем мимоходом. Но в нашем деле не бывает мелочей. – Борись. Если ты любишь, то борись за нее, слышишь. Не сдавайся! – Он лишь покачал головой, может на мои слова, а может своим мыслям. Непонятно, слышит ли он меня.
– Она даже не пришла… – Его борьба ослабевала с каждой секундой. Сколько раз я слышал подобный диалог жертвы со своей душой. И почти всегда, когда человека уже не спасти, и он перестает тебя слышать, и видеть. Он всхлипнул и еще выше запрокинул голову, но слезы все равно прорвали запруду, свободно текли по щекам. – Зато он… И его дружки там, внизу. Снимают на телефоны… Ржут… Ненавижу… – Едва слышно прошептал он, слова с трудом слетали с дрожащих губ.
Его грудь конвульсивно задергалась, пытаясь унять нарастающие рыдания, но с каждой секундой внутренняя боль лишь росла. Обняв себя руками, он еще сильнее зажмурил глаза и занес ногу над краем.
– Не надо. – Шепчу одними губами. Вкладываю в этот посыл все оставшиеся силы, лишь бы он услышал, почувствовал.
– Теперь правила действуют на вас обоих. Ты принял за него решение, он уже не может сойти с выбранного пути. – Печально проскрипел Исра. – Вот только в конце его будет ждать не апостол Петр, а… Ну в общем, – сам знаешь. Я предупреждал.
– Нет. Я же могу… Я же могу его остановить!
– Не можешь. Каждый должен принять это решение сам. Как об уходе из жизни, так и о возвращении…
Наставник подобрал застрявший в люке черный котелок, выбил пыль о колено, критически осмотрел получившийся результат, скривился и яростно водрузил его на плешивую голову.
– Мы не останавливаем, а только помогаем вернуть прежнюю волю к жизни и обрести смысл, если человек потерял их.
Парень что-то бормочет, неуверенная улыбка бледным цветком расцветает на губах, ноги делают короткий и такой бесконечно длинный шаг за край. Бессильно тяну окровавленные пальцы, в отчаянии скребу след от кроссовок на крыше.
– Почему, ответь мне, почему?! – Рыдания сотрясают грудь. Черный котелок почти исчез в темном проеме люка. Кажется, что он так и уйдет. В последний момент котелок качнулся из стороны в сторону и, не оборачиваясь, произнес.
– Потому что решение за него принял ты, а значит и воля к жизни должна быть твоей и только твоей… Но ты ведь и сам не хочешь жить, верно?.. – Последние слова потонули в грохоте шагов по металлической лестнице.
А над крышей, заглушая ветер… Заглушая свист рассекаемого падающим телом воздуха… Бьющееся в голове – «это твоя судьба», – прокатился дикий, нечеловеческий вой, полный боли и страдания.
Я могу прыгнуть следом тысячу раз… но не смогу умереть. И даже выдави я себе глаза, перед внутренним