– Вот и сиди. А когда гулять ходишь, мамаш с колясками встречаешь – молчи. Если, конечно, не хочешь, чтоб ребенок сиротой рос.
Таня не хотела. И ради чего? Книжки были хоть и секретные, но непонятные и скучные – заумные, думала Таня, но не делилась с Лерой своим мнением, боясь обидеть. Вдруг попались стихи.
Не поцеловались – приложились.
Не проговорили – продохнули.
Может быть – Вы на земле не жили.
Может быть – висел лишь плащ на стуле.
Может быть – давно под камнем плоским
Успокоился ваш нежный возраст.
Я себя почувствовала воском:
Маленькой покойницею в розах.
От этих слов у Тани закружилась голова. Она любила поэзию и многое из школьной программы помнила наизусть. В голове прочно засели необходимые строки из Пушкина и из Лермонтова; помнились Есенин, и Маяковский, и… собственно, все. Она знала еще несколько имен второстепенных поэтов, на чьих плечах стояли четыре гиганта, что олицетворяли русскую поэзию, но не могла даже вообразить, что под пеной этого гениального официоза плескались тихие воды других стихов – и каких!
Теперь она просила Леру приносить стихи. Та скептически пожимала плечами.
– Ты просто прячешь голову в песок, ты не хочешь открыть глаза и увидеть, какая действительность тебя окружает, в каком вранье мы живем! – сердилась она, но приносила новые и новые серые листы, узнаваемые еще до прочтения по столбцам коротких строчек, обрывающихся на середине листа.
Она читала Цветаеву, узнавая свои мысли и чувства, которые сама была не в состоянии выразить. К одной из распечаток была приложена краткая биография Цветаевой, и Таня читала ее и плакала, вдруг в состоянии расшифровать истинное значение иных строк.
Она попыталась поделиться с Лерой своими открытиями, но та пришла в негодование.
– Да понимаешь ли ты, через что вся страна тогда проходила! Нет таких стихов, чтобы это описать… Тебе, дорогая, чтобы хоть что-то понять, сначала надо узнать биографию своей собственной страны, а не биографию поэтессы! Знаешь, как мы с тобой породнились? Мне был год, когда мать забрали…
– Забрали? – ужаснулась Таня.
– Да – посадили, репрессировали, как врага народа. И не спрашивай, пожалуйста, за что, а то я тебя убью, честное слово. Отец со мной и трехлетним братом помыкался и послал матери развод. Повезло нам – если бы он от жены не отрекся, сел бы тоже, и отправили бы нас в интернат для детей врагов народа. Отец женился снова – не одному же детей растить! – на племяннице твоей бабки. Потом воевал, конечно, – за Родину, за Сталина, который его жену на каторгу отправил, пока мать – приемная – нас в голоде-холоде тянула. Это еще что! Ты Сан Саныча помнишь? – Таня вздрогнула. – Он – из переселенных ингушей. Сталин ведь товарищ с размахом был, он целыми народами наказывал. Во время войны ингушей и чеченов, пока их же