Слово закона. О магах и людях. Артём Останский

взяла ее внешность – ты сам хочешь видеть меня такой, но признаться в этом себе не хочешь. И не пререкайся, я тебя знаю лучше, чем ты сам. Уж поверь. Потому как я это ты, а ты это я, мы неразрывны. Мой разум – твой разум, мы одно целое и всегда были вместе. Просто раньше между нами стоял барьер, а то… событие его стерло. Орен, твоя сестра мертва. Отец, мать и брат тоже. И ты должен был лежать там, в один ряд с ними. Но ты сидишь здесь. Живой. Пока живой. У тебя не осталось никого в этом мире, кроме себя… кроме меня. Умрешь ты – умру я. А я умирать не хочу, потому как и ты сам того не хочешь. Только скорбь затуманивает твой разум, мешает мыслить здраво. Ты заключаешь себя в какие-то идиотские рамки, пытаешься им следовать, боишься ответственности. Ответственности перед совестью. Только вот совесть – это не панацея, а проклятие. Проклятие коварное, добровольное. Тебе кажется, что ты поступаешь правильно, а на самом деле загоняешь нас в могилу. И где-то в глубине разума ты сам насмехаешься над той чушью, что несла твоя сестра. Выжить – вот приоритетная задача, остальное – посредственно.

      – Замолчи! – подскочил Орен и яростно попытался отвесить пощечину полупрозрачной Нарии. Капюшон слетел – рука пролетела насквозь. Нария исчезла.

      Добрая треть площади обернулась на него, но быстро возобновила беспорядочное шествие. Из толпы выбежала Лира с небольшим тканевым мешочком в руке. Схватила Орена за руку и увлекла за собой.

      Они просочились сквозь толпу, словно опарыши сквозь известную субстанцию, пробежали через арку, ведущую на улицу, название которой Орен не знал. Оттуда вышли в квартал мастеров древесных дел. Не в пример площади Восьми Арок квартал пустовал: лишь четыре омытых потом детины, бранясь и плюясь, разгружали две телеги, доверху набитые брусьями и досками; худой надзирающий бранился еще горячее, подгоняя работников; опершись плечом на распахнутую дверь мебельного магазина, за этим делом наблюдал седой мужчина и беззаботно потягивал трубку с табаком. Ребята завернули в один из переулков и долго лавировали меж нескончаемых домов. Наконец выбрались на храмовую площадь имени Ионна Симпенция, пробежали по замызганной белой плитке и, миновав еще пару улиц, шмыгнули в осунувшийся одноэтажный дом, или, вернее сказать, хибару.

      Мебель внутри отсутствовала от слова полностью, даже доски в заколоченных окнах и те местами выдернуты, зато присутствовали слои пыли на местами проломанном полу, горы паутины в каждом углу, поселения маленьких бледных грибков и стойкий запах сырости и крысиного помета. Темноту прорезал солнечный свет, влетающий из неисчислимого множества щелей в стенах и потоке.

      – Фух, располагайся! – пытаясь отдышаться, сказала Лира. – Местечко не ахти, зато здесь, в отличие от прошлого места, вроде как никакие бродяги не слоняются. Поговаривают, тут призраки какие-то водятся. Но ты ж маг… в смысле человек… ну, человек-маг – духов страшиться не должен. – Она протяну перевязанный тонкой веревкой мешочек. – На вот,