В этот раз хранитель позволил мне остаться в палате и посмотреть что же лежит в том свертке, который отдали Васиму.
– Ты хочешь посмотреть? – сухо спросил он дочь.
Ясмина молчала.
Васим развернул сверток. На его большой ладони уместилось тело маленького человечка. Крошечные ручки, ножки, по пять пальцев, как и положено. Голова с округлым затылком. На почерневшем лице вырисовывались опухшие плотно сомкнутые веки, округлый носик, и крепко сжатые губы, которые удержали в себе мой первый плач, мой первый вздох. Вот как я выгляжу. На лице навсегда отпечаталась скорбь и боль. Тельце моё лежало на синей салфетке: на левом боку, поджав по себя ноги, заключив в глухие объятия заветную пуповину. Это то что мне осталось от мамы. Ясмина не стала брать меня на руки. Она только глянула на моё мертвое тело и отшатнулась. Васим аккуратно коснулся мёртвой ножки и отодвинул ее чуть в сторону.
– Это мальчик. – бесцветным голосом произнес Васим
Две крупные слезы скатились по его грубой щетине.
– Мы могли бы дать ему хорошее имя. Он мог бы стать…
– Папа. – холодно позвучал голос мамы. – Хватит. Я больше не хочу ничего слышать.
Не долгой была моя жизнь, но все же я был счастлив. Меня похоронили при дороге. Так захотела Ясмина (теперь я буду звать ее только по имени. Потому что каждый раз когда я называю эту девушку мамой, это звучит как горький упрек в ее сторону). Васим остановил машину, когда мы ехали через кокое-то поле. Там в глухих зарослях, Васим выкопал небольшую могилку и скрыл моё тело в земляных складках. Потом сверху положил небольшой гладкий камень и, лихо замахнувшись, далеко выбросил лопату, сказав, что это харам (проклятье).
Ясмина была права, когда говорила, что она сильная и быстро восстановиться. Уже через полтора недели, она смогла посетить тренировку. Я сидел на пустых трибунах и глядел на то как она резво скачет по ковру. Она все так же великолепна. Ее взяли в состав. На чемпионат мира она безусловно поедет. А кто мог бы в этом сомневаться. Ясмина всегда была самой лучшей. Во мне больше не было никаких желаний. Ушло чувство голода, я больше не спал. Сердце моё не билось, и я не ощущал больше запахов. За мной по-прежнему никто не приходил. Я так и остался рядом с ней как бестелесный наблюдатель ее жизни: жизни без меня. Сказать честно, я даже больше никого не ждал. Мне больше не нужны были объяснения. С тех пор