Мы лежим в темноте, на слегка колючем покрывале луга, глядя в бархат южных ночных небес, усыпанных мелкими светящимися крупинками звёзд.
Его ладонь сжимает мои пальцы, и всё тело завидует им. Ведь они, нахальные, сейчас получают тепло, лежащего рядом человека, пьют эту удивительную, вызывающую беготню мурашек, заставляющую кровь с бешеной скоростью нестись по венам силу.
– Это не Синеморск? – лениво спросила я.
Ладонь напряглась, сжала мою руку уже не ласково, а больно. Я инстинктивно отодвинулась.
– А где мы, по твоему? На другой планете? – голос Миши звучал ровно, наигранно весело.
Но слова, произносимые человеком, могут врать, а вот тело, даже того, кто привык лгать и держать себя под контролем, всегда выдаст и обман, и страх, и тревогу. Отец часто говорил об этом и мне, и матери, и, скорее всего, пользовался своей аксиомой на работе. Ведь не даром ему удалось дослужиться до третьего секретаря, а столичное начальство сулит скорое повышение.
– Какая –то пригородная деревушка. В городах шакалы не воют, да и живёшь ты слишком уединённо, – произнесла я и ощутила, как рука Миши вновь расслабилась и стала ласковой.
– Не люблю шумные города, – признался Михаил. – Суета мешает сосредоточиться, отвлекает от работы.
– А твои родители не будут против нашей свадьбы? – спросила и осеклась. Это что получается, я уже согласилась незаметно для самой себя? А с другой стороны– почему бы и нет? Кто может быть лучше Миши? Да это же самый настоящий принц из сказки, добрый, заботливый, живущий у самого моря!
– У меня нет родителей. Они погибли. С начала умер отец, а следом за ним ушла и мама, не выдержав боли.
– Прости, я напомнила тебе о грустном.
Сразу стало неловко. Да и пауза неприятная повисла. Вот не умею я говорить нужных слов в таких случаях.
– Это произошло очень давно, и я успел свыкнуться с тем, что их больше нет.
Миша приподнялся на локтях, взглянул на меня, блеснув голубыми осколками неба, осторожно провёл ладонью по щеке, потом спустился к шее. Нащупав на ней пульсирующую жилку, погладил большим пальцем, а потом припал в жадном поцелуе.
– Так ты согласна?– спросил он, с трудом ворочая языком.
– Да, – выдохнула я, чувствуя, как разум покидает меня, как реальность расплывается в бронзовом свете лунного диска, теряет очертания.
– Меня сводит с ума твой запах, – шептал Миша, а я едва понимала, что он говорит. – Я хочу тебя всю, без остатка, но пока мне доступно лишь твоё тело, если ты позволишь. Я буду осторожен, девочка моя. Я никогда тебя не обижу, не причиню боли.
Поцелуи такие нежные, почти невесомые постепенно становятся жадными, обжигающими. Моё тело вспыхивает от каждого касания его губ. Кожа звенит, плавится, требуя большего. Я неумело, почти робко целую в