Мне поначалу многие говорили, что язык легкий. Устный, по крайней мере. Ага. Очень. Я плохо понимаю, как некоторые мои соученики еще и работают. Наверное, шибко здоровые. Я не только ничего не успеваю, у меня мечта – спать сутки. И чтобы мне не приснился иврит.
Я уже могу предсказать, что через некоторое время я буду как-то коряво говорить, но говорить на языке интеллигентного человека я не буду никогда. Потому что это не европейский язык и их, по сути, два. Один для быта, а другой для Танаха, например. Это все несколько сужает круг общения, и без того узкий, но на отвлеченные философские темы русские тут говорят с русскими. Хорошо еще, что нас много и многие из нас в России были вполне себе на уровне. Книжки читали, образование имели. Мы сбиваемся вместе, конечно. Старшее поколение. Те, кому лет меньше и память получше, вполне себе интегрируются, если хотят. А кто не интегрируется, отправляются в Америку или Канаду. Очень, кстати, распространенный маршрут. В Америке и Канаде стреляют поменьше, жизнь почище и подешевле. Люди вежливые.
А если один раз себя оторвал, второй раз уже нет проблем.
Эмигранты люди без родины. Спроси меня, патриот ли я Израиля? Вполне. Родина ли это моя? Ну, в каком-то смысле.
В девятом часу Иисус громко закричал: «Боже, Боже, почему Ты меня оставил?»
Я могу это прочесть даже на арамейском. На это уже хватает.
Но родины нет. На свое «Лама» (почему) Иисус в тот момент ответа не получил, но я вполне могу дать ответ на свой вопрос: «Каха (потому)».
Я чувствую себя песчинкой в океане, листочком на дереве, перышком на ветру. У моих соучеников такие разные судьбы. Кто-то приехал прямо с войны, из Луганска и Горловки. Кто-то из Беларуси, кто-то из глубинки. Люди хорошие, но всех нас вырвало по разным причинам и унесло, теперь будем скитаться. Даже могу представить, как заработаю много денег, хоть и не знаю как. Построю дом, разобью сад с гранатами и мандаринами… Почему с гранатами и мандаринами? Они красивые очень, Эдуард. Мандарин весь обсыпан оранжевыми солнышками на темно-зеленой листве. Смотришь на него и улыбаешься. Ты видел гранат? У него ствол тонкий, ветки тонкие, листья маленькие и сухие, а на ветках висят большие красные бомбы. До слез такое дерево.
Так вот, я построю дом, разобью сад, но всегда, всегда буду помнить, как хрупки эти стены, потому что мои стены уже однажды разрушились вмиг. Я буду помнить, как занавески, кровать, лампа, картины на стенах покинули меня и я преклонила голову для беспокойного сна на чужбине.
Ты монах, тебя, возможно, так воспитывали, но тебе никогда не приходит в голову, что у тебя тоже родины нет? Ты ляжешь в чужую землю и чужие люди буду ухаживать за твоей могилой? Да и не это самое важное. Ты как смотришь на страны, в которых ты жил? Нравится или не нравится? Хорошо или не хорошо? Но мы русские, а Россия нас выставила за дверь. Так или иначе.