Томящуюся за семью замками.
Я все ошибки прошлого учту.
Мы, в этот раз, не будем простаками.
Мы победим! Назад дороги нет!
За будущее только мы в ответе.
За тех, кому оставим этот свет.
За то, чтоб не рыдали наши дети.
А главное, успеть до «темноты»,
Которая придёт как неизбежность.
Чтоб те, кто после нас, в свои мечты
Вплели любовь, доверие и нежность!
Пилигримам любви…
Я пожертвовал собой без сомненья,
Только «жертва» оказалась напрасной.
Как нелепо было плыть по теченью,
Хоть и выглядело это прекрасно.
Все заранее мне было понятно,
Но хотелось верить в большее нечто.
Душу я от негатива не прятал,
И как кролик шёл удаву навстречу.
Результат – осколки веры и только.
Рассказать кому, запишут в болваны.
А, плевать. Я не жалею нисколько.
Многим это всё покажется странным.
Но не тем, кто звёздам гость долгожданный.
И не тем, кто видит мир по-другому,
Где душа взлетает знаменем рваным
Над ковчегом веры, крепостью-домом.
Домом тех, кого оставили Боги.
Всех изгоев из страны равнодушных.
Нет на карте ни пути, ни дороги,
Чтоб добраться до клочка этой суши…
Все исчезнет, даже наша планета.
Все подвержено закону распада.
Только души тех, кто следует Свету,
Остаются жить с Божественным рядом!
И снова дождь
И снова дождь. Как будто на заказ.
Я, соответственно, без зонтика и шляпы.
Зато есть повод написать рассказ
Про все мои чудачества и ляпы.
Ну раз профессор, значит не как все.
Рассеянный, задумчивый и добрый.
Как говорится: «Это насовсем!»
А может я неправильно был «собран»?
Тащу насильно в двадцать первый век
Манеры восемнадцатого века,
Чтоб понял современный человек,
Что воспитание прогрессу не помеха.
Чтоб, уважая женщину, воспел
Свою любовь и подарил ей счастье.
И чтобы обязательно успел
Её укрыть от всякого ненастья.
Чтоб знал и помнил для чего живёт.
И не разменивался на пустые звуки.
И не надеялся, что кто-то позовёт,
А брал штурвал в свои мужские руки.
Но кто сегодня слушает меня?
Вон даже дождь нарочно хулиганит.
«Танцует польку», каплями звеня.
А я без зонтика и с мокрыми ногами…
Хотелось, непременно, свет дарить…
Душа, как птица, рвётся в небеса.
Ей стало тесно в оболочке тела.
Да, я не верю больше в чудеса.
Одна тоска, но разве в этом дело?
Хотелось, непременно, свет дарить.
Я, правда, верил в то, что