Принесли еду.
Мороженое беспощадно превращалось в молочный коктейль, смешивалось с шоколадом и расплывалось в коричневую бесформенную жидкость по креманке. Обнаружились фруктовые кусочки: сплошь ананасы, папайя, манго, апельсины и крайне иногда яблочные хрустящие дольки. Ели вместе, наскоро, чтоб ухватить эффект охлаждения. Официант-хитрюга, опытный халдей, принес уже сразу две ложки, чтобы гости не вылавливали его по всему взбудораженному музыкой и танцами залу и ему не пришлось повторно бегать.
В редчайшие минуты спокойствия от беготни с подносом официант Ананд подпирал затылком деревянную стойку и упрямо нажимал кнопки мобильного телефона. Ему не была интересна вся эта туристская бездна беспощадно сгорающих эмоций, выкрики известных припевов, флирт на танцполе и дым, окутывающий сцену. Ананд играл в «Тетрис» на раздевание допотопно нарисованной едкими цветами девушки в стиле аниме.
Музыканты наяривали все интенсивнее, они уже скинули пиджаки, с лиц капал пот, глаза изрыгали ритм и пламя!
Даже жена владельца «Морского конька» закрыла ноутбук и уже еле сидела в кресле первого ряда, отхлебывая пиво и пританцовывая ножкой. Ее багровый муж пил огромными стаканами, неосмотрительно смешивая пиво и ром, следом виски с товарищами из другого конца бара, потом снова ром с музыкантами в коротких перерывах между треками, и снова освежался охлажденным пивком с супругой. Его руки исполняли трясучку человека в агонии. Казалось, еще стаканчик, и его увезут в госпиталь Хирабхай Мемориал. Ближе к полуночи затряслись и коленки, и его жена на танцполе. Гитарные рифы вырезали любого бездействующего в зале, поднимали и затягивали, как тягун, опасное для пловца прибрежное течение. Музыка смешалась с алкоголем, сигаретами, маслом для жарки, уставшими фруктовыми нарезками и влажными поцелуями публики. Все бултыхалось в миксере пляжного бара «Морской конек», подача была безостановочной, лед в стакан этого грандиозного коктейля залетал откуда-то из-под крыши, босые и полуоголенные люди скакали и пели, запивали ночной жар и терлись потными и сладкими руками, прилипали и накалывались ногами, обнимались и фотографировались.
Кэтти к тому времени уже не знала, как избавиться от длины сарафана, так и сяк пыталась завязать и закрепить подол, боролась с ним время от времени, иногда забывая о духоте и помехах. Ее руки больше часа изображали свои собственные вертикальные танцы, символические движения и манящие взмахи. Ноги, как пружины, подкидывали ее фигурку вверх, выше и ниже, левее и правее, вокруг своей оси, навстречу в разомкнутые объятия Хэма. Он периодически делал остановки, усаживался на диванчик, покуривал и довольно наблюдал за ней, радостно и уже хрипло распевающей