Спустя двадцать лет бывший любимый мальчик нашел ее, вызвонил зачем-то и позвал на кофе. У него были железные коронки – Надя уже и забыла, что такие встречаются в природе, дурной запах изо рта, нестриженые желтые ногти и пустой кошелек. За плечами – многолетняя служба главредом гарнизонной газеты Забайкальского военного округа и непонятная гордость от того, что так и не научился пользоваться компьютером. Он обмолвился вскользь, что голоден и не при деньгах, но так хотел ее видеть, вот просто вдруг стало невтерпеж. Тут он попытался погладить ее по руке со словами «сколько лет, сколько зим, давай вспомним нашу юность, наш литкружок…» Окончательно заскучав, Надя накормила его обедом, напоила коньяком – он окосел стремительно – и с трудом удержалась, чтобы не ударить в лицо на прощание за попытку пьяного слюнявого поцелуя.
– Ты стала стервой, – он сплюнул под ноги, – а я-то думал… Все вы стервы, нах…
Надя тогда вернулась домой с желанием немедленно принять душ и с размышлениями о том, как жизнь-злодейка обходится порой с красивыми юными мальчиками. Сашка полулежал на шелковой китайской софе с планшетом на солидном животе. Не меняя позы, послал ей воздушный поцелуй и, по обыкновению, уткнулся в родной монитор, как в материнскую грудь. Надя посмотрела на него с тихой родственной нежностью. Вот он в юности, наверное, не разбивал сердца отроковиц, на фотографиях выглядел круглолицым крепышом с тонкими, капризно поджатыми губами, и его круглые глаза не были приспособлены к романтичному прищуру. И все его попытки романтично прищуриться всю жизнь вызывали