– Мирон, гнида, совсем достал, – ответила Мария, кусая губы.
Неприятный спазм возник внизу живота. – Хочет трахнуть меня на халяву, конюх долбаный!..
– Убью, тварь! – бушевал снаружи Мирон, пытаясь высадить дверь. – Матку вырежу, блядища!..
Доски трещали. Кобель блевал слюной. Вскоре к нему присоединились все окрестные шавки.
Валет не выносил шума. Особенно собачьей брехни. Он встал и направился к запертой двери.
Сжавшись под рваной простыней, Мария следила за ним взглядом и пыталась понять, насколько он самонадеян, крут или безумен. Он даже не потрудился натянуть штаны, а она догадывалась, как чувствует себя голый человек в минуту опасности. Похоже, этот никак себя не чувствовал.
Был момент, когда она даже испугалась любовничка. Тот серым призраком скользил в полумраке. Стремительно и бесшумно. Инцидент с конюхом не повлиял на его эрекцию. В этом было что-то нечеловеческое. Мария не могла решить, хорошо или плохо, когда у парня СОВСЕМ НЕТ нервов. И что это будет означать для тех, кто навяжется к нему в попутчики…
Между тем Валет отодвинул засов и резко распахнул дверь. Опускавшийся со свистом топор врезался обухом в бревно над его головой.
Валет не шевельнулся, хотя отколовшаяся щепка царапнула по щеке. Он в упор смотрел на бухое быдло, которое шумно топталось на крыльце.
Быдло было одето в исподнюю рубаху и галифе, имело два метра росту, весило под семь пудов, активно трясло рыхлым мясом и распространяло ароматы самогона и лука, забивавшие неистребимый лошадиный дух.
Валету сразу стало ясно, с кем он имеет дело. Это был не его уровень. Поэтому он просто стоял и смотрел. Не мигая.
При виде голого мужика, да еще «на взводе», Мирон замычал, будто бешеный бык, и начал заносить топор, собираясь расколоть пополам гнилой кочан, торчавший на плечах чужака вместо головы. Но тут что-то пробилось сквозь пьяную пелену – может быть, осколок ужаса, воткнувшийся конюху прямо в сердце…
Он увидел два стеклянных зрачка. Абсолютно равнодушных… В них застыло непостижимое выражение. Вернее, отсутствие всякого выражения…
Мирон ощутил внезапную тяжесть в руках, слабость в пояснице.
Беспричинный страх. Это было за пределами его убогого мирка и даже пьяного бреда. Он понимал язык кулака, лома, кудрявого мата. Но голый ебарь ничего не говорил. И кулак у него был раза в два меньше, чем у Мирона. И все же конюх не сумел расколоть его кочан или хотя бы отрубить нагло вздыбившееся достоинство.
Змеиный взгляд незнакомца наводил на Мирона животную тоску. Вызывал желание шарахнуться прочь, в спасительную темноту…
Кобель уже не лаял, а хрипел, будто