Тем временем раскол своими последствиями душил страну. Упорное неподчинение, а то и спонтанно возникавшее военное сопротивление, сопровождало все царствование Алексея Михайловича и его детей. Какой мог быть выход? Династия понимала, что рано или поздно народ заставит платить по счетам ее политики. Но выход был в привлечении третьей силы. Сопротивление народа переключили на иностранцев. Так это случилось. Унижение раскола затмило новое унижение с брадобритием, насильственным внедрением чуждых обычаев, манер, речи, повсеместным присутствием иноземцев на управляющих должностях. Дворянство срочно перенимало обычаи говорить на чужих языках, носить заморское платье, питаться и устраивать свой быт в подражание чуждому образу жизни. Все это достигло апофеоза при Анне Иоанновне и Екатерине II. Раскол из религиозного – стал социальным. Внимание народа, его гнев обрушивался уже на привилегии иностранцев, а затем и дворянства, а не на религиозные действия правительства. Но тут твердой опорой царства стали дворяне, в то время как при расколе не обладавшее никакими привилегиями дворянство легко принимало сторону восставших. В состоянии раскола царь имел весьма аморфную социальную опору, которой мог в любой момент лишиться, что и подтвердили стрелецкие бунты и казацкое восстание Степана Разина и множество менее значительных восстаний. Социальную опору против раскола обрел царь Петр в дворянстве, предоставив ему большие привилегии, заменив таким образом аристократию боярскую на дворянскую. Этим были ослаблены и силы раскольников в высших слоях общества.
Так состоялось разделение нации по социальному признаку. Дворяне составили собой одну часть, а крестьяне – другую. Части эти говорили на разных языках. Дворяне почти не употребляли русский язык и в основном были чуждыми русской культуре и Православию, конечно. Этот новый раскол снизил накал раскола церковного, отвлек от него внимание. Что ни говори, а религиозная борьба могла перейти в смертельную схватку на уничтожение. В то время как социальное противостояние было, по сути, неизбежным и принималось все-таки как «Божие устроение».
Но такое социальное противостояние вскоре выразилось в пугачевском восстании, а затем в нарастающем постепенно, в течение столетия, революционном движении.
О революционном движении в России сказано и написано много.
Народ не может существовать в своем имперском развитии исторически длительный срок. Длительность вспышки энергии даже великого этноса всегда в пределах 2–3 столетий. Эти сроки национальной или этнической имперской активности в исторической литературе уже являются общим местом. Для примера достаточно вспомнить имперскую активность Испании или Англии, которых хватило на двести лет реальной имперской политики. Но с затуханием собственной национальной энергии у русских остается механизм мудрости, – не интеллектуальной, потому как умом не привлечешь к себе иного народа. Здесь становится важной мудрость характера. А у