– Мне так жаль, государь, – промямлил старик, упершись взглядом в пол, – умоляю, не губите того, кто поднес вам горькую пилюлю.
Эдуард вздохнул. Увы, он хотел бы, но не мог, подобно отцу, принять облик льва и сожрать принесшего эту ужасную пилюлю. Насколько Эдуарду было известно, внутри него вовсе не пряталось никакое животное.
– Ступайте, Бубу, – молвил он.
Лекарь издал вздох облегчения и опрометью бросился к дверям, оставив короля наедине с надвигающейся смертью.
– Жернова Господни… – пробормотал король: так в ту эпоху выражались люди, желая воскликнуть: «Вот дерьмо!» Умереть от грудного недуга – как это не по-королевски.
Позднее, когда новость о скорой кончине царствующего монарха распространилась при дворе, к нему поспешили сестры. Они нашли его сидящим на любимом месте – на подоконнике в одной из южных башен Гринвичского дворца. Свесив ноги наружу, он наблюдал за тем, как люди снуют туда-сюда внизу, во внутреннем дворе, и прислушивался к мерному гулу течения Темзы. Ему казалось, он вдруг постиг Смысл Жизни – Великую Тайну, которая, если поразмыслить, сводилась вот к чему…
Жизнь коротка, и в конце ты умираешь.
– Эдуард, – прошептала Бесс, присаживаясь рядом на подоконник. Ее губы дрожали от сострадания. – Братик, мне так жаль.
Он сделал попытку усмехнуться в ответ. Эдуард слыл мастером усмешек. Они представляли собой его наиболее тонко отточенный королевский навык – но на сей раз у него вышла лишь жалкая вялая гримаса.
– Значит, вы уже слышали. – Он постарался придать голосу оттенок беззаботности. – Естественно, я собираюсь пригласить еще одного врача. Не чувствую себя умирающим.
– О, Эдди, дорогой мой, – сглотнула Мария, прижимая кружевной край носового платка к уголку глаза. – Мой милый, любимый мальчик. Бедный маленький птенчик.
На секунду Эдуард прикрыл глаза. Ему не нравилось, когда его называли «Эдди» и говорили с ним, как с малышом в коротких штанишках, но от Марии он это терпел. Ему всегда было немного жаль сестер – из-за того, что отец объявил их обеих незаконнорожденными и все такое. В тот самый год, когда отец открыл в себе звериное обличье – в народной памяти он остался как Год Льва, – Генрих VIII решил также, что отныне все правила жизни устанавливает только король. Он аннулировал свой брак с матерью Марии и отправил ее до конца дней в монастырь – все это, чтобы жениться на матери Бесс, одной из красоток фрейлин. Однако когда жена № 2 не смогла подарить мужу сына-наследника и повсюду распространились слухи о том, что, будучи эзианкой, королева Анна частенько обращается в черную кошку и бесшумно прокрадывается по лестницам замка в спальные покои придворного менестреля, король без колебаний велел отрубить ей голову. У жены № 3 (матери Эдуарда) все сложилось правильно,