желаем мы одного. Нас уравняли количеством пикселей и разрешением, допустимым при размещении на странице, отняли свое видение цвета – теперь наш цвет мира – это цветопередача камеры и дисплея. Нам дали место и время в ленте, нас клеймят хештегом. Радуйтесь, избранные миллиарды, теперь каждый избранный, каждый особенный! Вы ведь так этого хотели, по сути, так и остались безликой человеческой массой. Хочешь быть с перьями? Но там уже сотни с перьями». Хочешь выделиться нетрадиционной ориентацией, но там их миллионы. Хочешь быть модным, но там моднее. Завтра ты наряжаешься еще ярче! Но там найдутся по ярче … Чтобы ты ни делал и как бы ни старался – там это все уже есть. Когда-то красота женщины могла покорить и пробудить в сердце мужчины истинные чувства любви, теперь можно наслаждаться красотой миллионов женщин каждый день, на следующий день их будет еще больше, а через неделю еще. И так до бесконечности. В итоге ты не запомнишь ни одну. Та, которой было суждено получить сокровища твоего чувства, получает ничего. Вся острота восприятия красоты затупилась о лики бьюти-красавиц из инсты. Это было ее право на счастье, но она его лишилась, причем бессознательно, добровольно. Мы растринькиваем жизнь на попытки. Не рассчитывая силы, остаемся ни с чем и калечим своих детей, своих близких, меня жён и семьи как лошадей на переправе. Мы деградируем, под гимн свободы который не утихает и по прежнему призывает нас к новым свершениям и достижениям, к мечте, роскоши в которой нет места ни семье, ни детям в ней даже место труду не осталось. Да что там говорить в новом обществе правду говорить не культурно, если она не удобная.
Сегодня пятница, а значит, – конец учебной недели. Обычно в выходные я уезжал домой, и этот раз не стал исключением. Собрав сумку, я еще долго сидел на кровати, стараясь собраться с мыслями, и уже думал было остаться, но что-то чиркнуло во мне, и решение было принято импульсивно и мгновенно. Быстро оделся, натянул шапку на уши, взял сумку, запер дверь. Гул темного и скрипучего лифта, с грохотом открывающаяся и закрывающаяся автоматика дверей, спертый запах и желтый свет, – все позади, и вот я на улице. Воздух, свежий и холодный, меня взбодрил. Картина во дворе дома была ровно такая, которую я видел в окно: черно-белый ноябрьский день, столики, на которых собирались мужики по вечерам, чтоб сыграть партейку в домино, были пусты. Как, впрочем, и вся улица. Поправил сумку на плече и, поёжившись от холодного ветра, потопал на автовокзал.
– Здравствуйте, – сказал я, пригибаясь к окну кассы.
– Здрасьте, – пресно ответила кассирша – женщина средних лет с двухэтажной прической на голове.
Ее нелепый грим (макияжем назвать его нельзя) не раз приводил меня в состояние легкого ступора. Я не раз покупал здесь билеты, и всегда ее килограммы косметики и пестрота теней заставляли рождаться в моей голове лишь одну мысль: «не дай бог, чтоб моя жена была такой». Ведь всегда так бывает, – женишься на молодой привлекательной, а к сорока имеешь «это». И сказать неудобно,
