прямо рядом с собой, в освещенном пространстве эту зловещую фигуру в балахоне, был огромен, но три зажженные спички осветили дно цистерны, и я был счастлив видеть что я тут один и труба находится от меня на расстоянии вытянутой руки. Резким движением я рванулся в трубу, уцепившись руками за отверстие я вскарабкался внутрь и что было силы начал продвигаться вперед. Так в полуприсяде я бежал около часа, даже боясь оглянуться назад, пока спина полностью не онемела и я не упал от усталости. Наконец-то лежа я смог разогнуться. Успокоив дыхание и прислушавшись я кажется ничего не услышал кроме лихорадочного биения своего сердца. «Неужели отстал», – спросил я себя. Но не давая себе времени на раздумья, а уж тем более на отдых, поднялся и вновь продолжил путь к выходу. Все оставшиеся часы пути – а сколько я так перебирался, трудно сказать, два часа, три, а может и пять, сказать очень сложно – я позволил себе отдыхать лишь раза два или три, и только тогда когда отекшая спина причиняла чудовищную боль и ноги уже заплетались. Либо желание жить, либо страх умереть, либо то и другое одновременно, заставляли меня выложиться на пределе моих человеческих возможностей, и поэтому, когда я увидел в конце трубы свет уже заходящего солнца, я был еле живой. С отекшей спиной и ногами сводимыми судорогой, я кое как дополз до выходи из трубы. Я с великим облегчением, торжествуя и радуясь тому, что я остался жив высунул наружу голову и с наслаждением и упоением вдохнул свежий воздух – как же это было прекрасно снова увидеть изумительный по своей красоте закат солнца, и ощутить себя в полной безопасности. Но пора было уходить, и вот вылезти из этой трубы было и вскарабкаться обратно на склон было, как я оценил, гораздо сложнее, чем залезть внутрь. Я немного осмотрелся по сторонам, затем зацепился руками за верхнее основание трубы, оттолкнулся ногами и начал вскарабкиваться наверх, как вдруг внезапно от сильной усталости у меня закружилась голова и я оступился и сорвался вниз.