Мэри лежала на больничной койке невероятно бледная, изнуренная потерей крови и высокой температурой. Губы ее обветрились, черты лица заострились, красивые глаза потемнели и казались огромными – в них как будто застыло молчаливое страдание. Когда Кэт вложила в ее слабые руки, скрещенные на ввалившемся животе, пачку купюр, та беззвучно расплакалась. Ее стали готовить к операции.
Мэрилин поправлялась медленно, организм ее был ослаблен плохим питанием и безалаберным образом жизни. Кэт, не отходившая от подруги в дни кризиса, взяла на себя заботу о ее лечении: следила за питанием, приемом лекарств, поддерживала хорошее настроение, без чего вообще сложно выздороветь. Кэт также отбивалась от настойчивых посыльных нового театрального агента, с которым Мэрилин познакомилась до злополучного события. Мужчина, видимо, был достаточно состоятелен, поскольку как только узнал, что Мэри находится в больнице, стал присылать ей цветы и подарки, а через посыльного поинтересовался, нужна ли помощь, в том числе и по оплате лечения. Кэт вежливо отказалась от денег, но встретиться с таинственным и щедрым поклонником, который совсем не походил на простого агента, согласилась, чтобы разузнать о работе для Мэри, которая была плохим переговорщиком, не умея торговаться по условиям контракта, тем более – по гонорару. Кэти иногда казалось, что ее подруга похожа на большого ребенка, который живет наполовину в реальной жизни, а наполовину – в мире своих фантазий, из-за чего абсолютно не приспособлена к окружающей действительности.
Пережитые болезнь и стрессы отразились не только на Мэрилин, которая похудела и осунулась, но и на Кэт. Однако от этого девушки не подурнели. Кэти, казалось, светилась изнутри, ее глаза излучали какой-то особый тихий свет, она была просто счастлива, что жизнь подруги вне опасности. У них еще оставались деньги на оплату квартиры и другие необходимые расходы. Если б удалось договориться на счет работы для Мэри, то можно считать – жизнь налаживается. Правда об источнике своего дохода Кэт не рассказала подруге, пока та болела, чтобы не расстраивать ее. Для обоих занятия проституцией казались страшно позорными. Гораздо ужаснее того, когда некоторым девушкам приходилось расплачиваться «постелью» с «нужными» людьми в качестве услуги за полученную роль, ведь это была лишь своеобразная дань «благодарности», хотя тоже – мерзкая, оскорбительная. Проституция приравнивала живых прекрасных женщин к товару, ими пользовались как вещью, что само по себе жутко. К тому же вырваться из сетей алчных сутенеров-пауков было сложно.
Так или иначе, но Кэти пребывала в угнетенном душевном состоянии. Приезжая в условленное время к клиенту в гостиницу, она едва унимала бившую ее дрожь от отвращения и внутреннего страха, и с трудом сдерживалась, чтобы не вздрагивать