Он повысил голос, стал говорить жёстко, пристально глядя ей в глаза:
– Поговорим, например, о вашем муже. Возглавляя машинно-тракторную станцию, он просто по определению не мог занимать такого положения, не будучи коммунистом! Нам прекрасно известно, что советская власть не доверяла ни одной серьёзной должности беспартийным!
– Я ничего об этом не знаю! – упрямо твердила Вера. – Кроме того, при чём тут мой муж?.. С вашей стороны, просто некрасиво упоминать моего мужа! Вам прекрасно известно, что он пропал без вести, я вам сама об этом рассказывала!..
На глазах у неё появились слёзы, она достала платок, всхлипывая, уткнулась в него.
– Ну, хорошо, успокойтесь, пожалуйста! – растерялся Генрих. – Я не хотел так волновать вас…
– А что вы хотели?! – возмутилась Вера.
Она отняла платок от мокрого лица и заговорила гневно, уже не стесняясь продолжающих литься слёз:
– Я знаю что. Вы хотели просто поиздеваться надо мной! Вы прекрасно понимаете, что я в полной вашей власти… Вы можете замучать меня, убить меня, сделать со мной всё, что захотите!..
Генрих поморщился. Разговор принимал далеко не ту форму, на которую он рассчитывал.
– Ну, зачем вы так? – тихо произнёс он. – Разве я похож на зверя?!. Я готов закрыть глаза на эту бумагу… Представьте себе, что бы с вами сделал мой энергичный адъютанат Петер Бруннер, если бы узнал о моих подозрениях! Но даю вам честное слово офицера, вам нечего беспокоиться. Я никому не позволяю совать нос в мои дела. Никто ничего не узнает. Вы же видите, как я к вам отношусь, фрау Вера! На самом деле это я в вашей власти, а не вы в моей! Поверьте, мне жаль, что ваш муж погиб и вы остались одна, но таковы условия войны!..
– Он вовсе не погиб, он жив! – тут же возразила Вера.
Генрих Штольц медленно и печально покачал головой.
В комнате неожиданно стало тихо.
Вера перестала всхлипывать, в ужасе смотрела на него, ждала, что он скажет.
– Я интересовался судьбой вашего мужа, – начал Генрих, стараясь говорить как можно мягче. – Я связался с Генеральным штабом и проверил все данные. Среди военнопленных ваш муж не числится. В этом случае он находился бы в специальном лагере Германии или на одной из окупированных нами территорий. Но – увы!..
Она не сводила с него расширенных глаз, ловила каждое слово.
Генрих почувствовал, что настал очень важный, критический момент разговора. Сейчас важно было выразить подлинное сочувствие, найти нужные, правильные слова, чтобы она увидела, как он, несмотря на то что находится на другой стороне баррикад, способен понять её горе и готов утешить её, стать для неё настоящей опорой и единственным защитником в такое тяжёлое время.
Генрих глубоко вздохнул, поднялся,