– Не отдам Милану – моя! – подумал так, да и сам себе удивился.
Тропинка привела Петра к той поляне, на которой они вчера с девочкой стояли да пререкались. В свете дня поляна уже не казалась Петру такой страшной, а лес непроходимым буреломом. Вдалеке вился дымок, потянуло костром: Значит там этот дядька –Лютый. Вдруг и Милана уже у него? Не отдам, пусть, что хочет со мной делает, не отдам, – паренек покрепче сжал в ручонке палку.
– Не меня ищешь? А, парень?
Петр резко обернулся, на него смотрел Лютый. Стоял и улыбался.
– Зачем тебе Милана, а дядька? Ты, почто пришел к нам? Кто тебя звал?
– Верно, говоришь малец, никто не звал. Только ни в чьем приглашении я не нуждаюсь. Прихожу, куда хочу и беру, что пожелаю. Запомни это парень и никогда на моей дороге, тем более с палкой, не становись. Я и наказать могу. После этих слов ведуна, палка из рук Петра выскочила, будто живая, и отлетела на несколько саженей вперед, да сама собой пополам сломалась. Петр только открыл рот от удивления, а Лютый засмеялся.
– Понял парень, теперь, кто я? Или добавить тебе? Беги к мамке лучше, негоже в такую пору по лесу шнырять, недоброе, может выйти. Лютый повернулся к ошалевшему Петру спиной и зашагал в лес.
Петр стоял столбом и не верил в произошедшее: Как палка могла вырваться из его руки, да еще сама собой пополам переломиться? То, что он повстречал колдуна, Петр уже понял. Только, зачем ему Милана? Мальчик понуро побрел к дому. Не сможет он спасти своей подруги, не тягаться ему с ведуном черным. Отдадут ее в услужение Лютому, и ничего он– Петр не поделает. По лицу мальчика лились слезы, замерзая на ресницах, а он плакал все горше и горше.
В избе Михася семья собралась ужинать. Михась сидел во главе стола и строго смотрел на семейство, только глаза его улыбались, и каждый за столом понимал, что отец в хорошем настроении и принес каждому из леса подарок. Любили отца дети. Одна Милана, по– прежнему, лежала на печи, тихо, как мышка и не хотела спускаться. Мать ее и не заставляла, пусть оклемается, а ну ка, утром горела, что уголек из печи, а к вечеру и следа лихоманки нет, понятное дело капризничает дите. Малая еще. Пусть полежит, погреется.
Дверь в избу отворилась, вошли трое– баба Славия, Никита да дед, что по праву считался старейшиной в деревне и принимал решения.
– Дому вашему мир да добро, хозяева.
Вся семья обернулась к вошедшим.
– Здравия и вам добрые люди. Заходите, к столу подсаживайтесь. Любань засуетилась, чтобы и места всем хватило и еды, на гостей она в этот день не рассчитывала, хорошо, и каши побольше, запарила и караваев несколько спекла, как знала, что гости в дом придут. Гостю, как известно, всегда рады. Гостю-место. Троица уселась за стол. Потянулись обычные в таких случаях разговоры, про житье– бытье, дотянут ли жители до весны, сколько припасов осталось, да про подготовку к пахоте. Только не клеился разговор сегодня, гости были хмурые.
– А