– Так точно.
– И на цветы хватит?
Александр поморщился и оставил этот бестактный вопрос без ответа.
– Да будет тебе кокетничать, парень. Интересно, какие на этот раз привезешь мне цветы.
Александр рубанул трубкой по таксофону и трубка распалась на куски. Коробейников уже заводился. Он знал этот примитивный прием Старухи. Намеренно и довольно грубо оскорбляя, Серафима "разогревала его", как в роте разогревают водилы двигатели бронетранспортеров.
Вот теперь он точно знал почему бросил Старуху на растерзание ревности. На него стали смотреть ее друзья как на прихоть сумасшедшей бабы. Он стал частью интерьера ее большой и уютно мастерской на Красной Пресне. Им заносчивые знакомые Симки хотели бы воспользоваться, как пользуются во время пьянки стаканом или мягким антикварным диваном хозяйки мастерской…
Один хмырь, пробавлявшейся мелкой пластикой, оказался голубым и предложил за деньги стать перед ним раком. А подружка Танька, художница по тканям, так та, стоило Серафиме отвернуться, прямо лезла в штаны ее любовника и тискала яйца как спринцовку, пока парнишка не сбросит молодое семя в штаны… А потом они вместе ржали над тем как парнишка тушевался от стыда и возбуждения. Александр подозревал, что Серафима одалживала его подружкам позировать из бабского тщеславия. Соблазнив раздетого парня, девки должны были убедиться, какого классного бычка она держала при себе на веревочке.
А он любил Серафиму. Любил и все тут. Ему было и приятно и даже интересно, все что проделывала с ним веселая и неистощимая на выдумки развратница. Он даже совершил с ней путешествие на яхте по Рейну. Хохма. Яхтой-то управлял первый муж Серафимы. Прижившийся на Западе график. "НЕ такой уж и талантливый", – по мнению насмешливой Старухи. И здесь она не удержалась, чтобы не пофорсить самым молодым любовником на борту. Требовала трахаться почти принародно. Хотя другие гости хозяина яхты вели себя еще более разнузданно.
Ему было всего пятнадцать лет. Он понимал, зачем пожилым, степенным, с виду, немцам, задирать юбки молодым девкам прямо за обеденным столом. Все смеялись, хотя любовники трахаясь под столом, жутко лягались, расплескивая по белоснежной скатерти суп и вино. Но это потешало компанию еще больше. Ладно, Серафима хотела уязвить своего бывшего мужа, не позвавшего ее к себе за бугор. Но другим-то какая неволя была потешать гостей графика?
Разрыв с Коробейниковым Серафима разным друзьям объясняла по разному, пока не запутала всех, кто ее потерей интересовался не из праздного любопытства, но из сочувствия. Нашлись и такие иронисты, кто назвал роман – патологией чувств, возникшей по причине атеистических взглядов Серафимы на отношения полов. Говорили много, но ближе всех к истине в этом патологическом романе все-таки был мистик Головлев, литературовед, подавшийся в буддийские монахи.
Вот Головлев считал, что Коробейников