Упав на громадную кровать, я зажмурила глаза, приказывая себе заснуть немедленно и не сметь анализировать слова Эбхи. Но как будто кому-то удавалось заставить остановиться собственные размышления, просто пожелав это сделать. Это вам не заклинание «горшочек, не вари!». Поэтому, устав обрывать свой мозг раз за разом на полумысли, я решила не то чтобы сдаться, а разобраться и прийти к некой ясности, или сна сегодня не видать. Но с чего начать-то?
Например, с временного отключения функции оскорбляться, что, на мой взгляд, и является тем самым изменением угла зрения, о котором говорила Эбха. А еще попробовать ненадолго взять за основу то, что мне все пытаются навязать – этот мир, будь он неладен, действительно мой родной. Сделано у фейри. Очень смешно, Аня. Но если так, то мне следует смириться окончательно и бесповоротно с тем, что я не человек? Тогда вроде как в порядке вещей, что Грегордиан объявляет меня своей собственностью, которую у него есть право переместить из одного мира в другой, приказывать, распоряжаться как угодно, даже убить, не считаясь с чувствами. И с этой точки зрения его обращение со мной смотрится еще вполне себе гуманным, чуть ли не милым. Но я не собираюсь отказываться от собственной человечности! И это опять долбаный тупик! На эту тему уже думано-передумано за это время! И решение сто раз принято! Я приспосабливаюсь, пока не найду выход. Хоть какой-то. Но, черт! Откуда тогда берутся эти постоянные всполохи тоски раз за разом. Я должна хотеть вырваться, сбежать, хотеть без всяких сомнений и оглядок, твердо, безоговорочно, без всяких «но» и «если бы». Желать свободы и только этого, а не изменения к себе отношения, которое даст возможность подумать о том, чтобы остаться! А что на деле? Меня ранит и задевает грубость деспота и нежелание считаться со мной и моими чувствами, бесит его манипулирование моим либидо, и я дергаюсь и барахтаюсь, пытаясь их поменять. И это вместо того, чтобы подладиться, пропускать сквозь себя, не давать обидам застилать глаза и упрямо идти к освобождению. Я всегда была терпеливой, расчетливой, умела прекрасно управлять эмоциями, но рядом с Грегордианом быть собой перестаю. И если опять же исходить из туманно-прозрачных намеков Эбхи, деспот тоже ведет себя со мной далеко не стандартно.
И что мы имеем в итоге, если абстрагироваться?
Грегордиан хочет Анну, Анна хочет Грегордиана. Это единственный факт, который не требует никакого обсасывания, потому… ну, потому что это факт и есть. А еще деспот требует покорности, полного и безоговорочного принятия его самого по типу «ешь таким, какой есть, или умри с голоду», и бог его знает, какие еще гадкие сюрпризы принесет будущее с ним. А чего же нужно Анне? В идеале и гипотетически, наверное, свобода? Несмотря на то, что, как выглядит эта самая свобода в реалиях нового мира, Анна понятия не имеет. Но! Эта же самая Анна с ума сходит по Грегордиану и, если уйдет, оставит с ним изрядный кусок собственной души, а остальное не заживет, скорее всего, никогда. Вопрос: