это не впечатляет,
а меня, вообще,
уже жаба почти доедает,
как подумаю,
сколько же гады украли,
так сразу радио выключаю,
выдираю, разбиваю…
1321.56.
Через миг сразу после конца света
проснусь, встану, увижу
– моя планета.
В масле сна бутерброды намазав,
засуну их в то, чем чавкать,
и буду смотреть,
как пламя хрустит с треском,
сдирая скалы.
И там, за стенами ветра,
буду стоять,
пламенея,
размышляя,
куда дальше двигать,
толкая ногами тело.
Из ниоткуда в куда-нибудь
я обязательно выйду утром,
и там,
где грудью на поле встану,
меня не возьмёт пуля,
и танк по мне не проедет,
и снайпер, в прицел увидев,
заплачет, ружьё бросив,
чтобы стоять и слушать.
Как сердце в зените неба
вдыхает красные тучи
и, выдыхая искры,
на землю бросает в кучи.
Как серебрятся крылья внутри,
как поют птицы,
а вокруг собираются волки,
львы, львицы, волчицы.
Как в пузыре под водой
рыбы слагают песни,
а русалки и их русалы
поют их вместе.
Как круговоротит еда в природе,
выстраиваясь в цепочки,
ровненько так
складываясь в кучки и точки.
Как в океане матросы
огромных танкеров с нефтью,
от души закурив папиросы,
взрывают к чертям землю.
Как Я, собирая с собой
сумасшедших в стаю,
развиваясь огромным язычищем,
по ветру летаю.
Над, где,
поле, гробы
– в них трупы лежат кривые,
слушая, как, гремя,
говорю я им:
«Вы живые!»
И хоть не верит никто,
но один, первый, вдруг
голову подымая,
под нос ПРОБОрматывает:
– не хочу больше лежать… к
уда идти, друг?
Что делать
– конкретно вываливай!!!
Комната – глухие стены,
я слышал,
говорят,
это двери;
поверишь – пройдёшь,
а без веры,
замурованный тут и помрёшь
без воды,
когтями сдирая вены.
Многоцветные чудеса
открывают двери,
вижу морские звезды
ползут по небу,
как они туда попали,
не знаю,
не ведаю,
но видишь,
даже такое бывает,
когда веруешь.
1322.57.
Чёрный клоун, чёрный монах…
я надеваю чёрный колпак
и между ними, играя игру,
я в рукаве джокер держу.
Идёт, идёт, идёт,
идёт идиот, идёт…
Куда бы ты не побежал, —
не убежал, не убежал, …
не убежал.
Чёрный