– Уверен, вы абсолютно искренни в своих словах, – прервал молчание Долгорукий, не сводя глаз с собеседника.
– Да, спасибо, – вновь обретя себя, ответил Чуковский, – На чем я остановился… ах да, работа практикантом. Крамаров был зачастую строг, но это даже пошло мне на пользу. Я многому у него учился и старался оправдывать его доверие, когда заботу о пациенте он поручал мне, пусть и под своим пристальным присмотром. Меня это здорово нервировало, но оглядываясь назад, понимаю, что это было верное решение. Недалекость увы, частый спутник молодости. Мне удалось проработать с ним всего лишь год, когда его здоровье сильно пошатнулось и его место стало вакантным. Замену нашли ему довольно быстро, и спустя неделю, его место занял Антон Павлович Шкуренко – психотерапевт с большим опытом из Ростова на Дону. Ему было слегка за пятьдесят и с ним мы быстро поладили. Однако…
Чуковский вновь на пару секунд прервался. Его горло требовало прохладительной жидкости, которая вскоре остудила его разгоряченные связки, после того, как Андрей достал бутылку «Bonaqua» из своего рюкзака и сделав пару глотков, заснул ее обратно. Долгорукий тем временем, скрестив руки над столом, молча продолжал всматриваться прямым взглядом в своего собеседника, внимательно слушая. Прокашлявшись, Андрей продолжал…
Однако в ту неделю, когда Краморова уже не было и ему искали замену, вся ответственность за пациентов лежала на мне. Благо, их было всего четверо, а работать с их диагнозами, при моем объеме знаний на тот момент, я все же мог. Один из них страдал алкогольной зависимостью, а трое других (среди которых была молодая женщина) были неврастениками. В первые дни все шло как обычно: я проводил с ними n-ое кол-во часов, мы беседовали, ходили на прогулки. Следил за их состоянием, делал записи и советовался с другими докторами. И вот наконец, наступила среда…
Андрей умолк, устремив взгляд в пол. Его, казалось, вполне свежее, пусть и уставшее лицо, постепенно утрачивало нотки своего обладания, а его взгляд, после бродилок коридорами памяти из ясного, превратился в рассеянно-туманный. Молчание затянулось дольше прежнего.
– Наступила среда, и что ж? – с заинтересованностью спросил Долгорукий.
– Да, среда… – вяло повторил свои же сказанные слова Чуковский. И….в тот день я проснулся как обычно и… – возвращаясь к своей былой речи продолжал Андрей, – занялся утренней рутиной. Да, забыл сказать… в ту неделю я полностью остался на проживании в клинике. Жену это не радовало, но, она понимала мое положение, так что… и вот… сделав утренний обход пациентов и собираясь, заняться чем-то своим, ко мне подошла Варвара Николаевна – наша медсестра, и обеспокоенным голосом сказала, что на рецепцию пришла мать с ребенком. Что на матери нет лица, и что… она бледная до жути. Но пришла не ради себя, а из-за сына. Ему на вид годи-ка четыре… такой же