Глазам предстала следующая картина. Низкорослый, толстый, лысый Поверти ходил кругами, высоко поднимал ноги, хлопал себя по бокам согнутыми в локтях руками, крутил головой и издавал горловые звуки, изображая петуха в курятнике. Маленькая сценка, в которой проявился комический талант корифея, игралась для одного зрителя – Эсмей. Она хохотала, взявшись за живот. Глядя на них, Огилви не удержался и тоже захохотал.
Позже, встретив мистера Поверти в буфете, директор позволил себе пошутить:
– Смотри, Чарли, еще влюбишься на старости лет, потеряешь голос от избытка чувств, что я тогда без тебя буду делать?
Поверти лишь улыбнулся. Влюбиться ему уже не грозило. Им двигало другое чувство – отеческое. Такому юному и талантливому созданию как Эсмей, необходимо иметь надежного покровителя. Ведь актерская жизнь – это не только цветы и аплодисменты, но и закулисье.
Сплетни, оговоры, подлости, зависть – обратная и жестокая сторона театра. Поверти хорошо знал, что без влиятельной поддержки молодой, неискушенной в интригах девушке трудно будет выжить. Он взял на себя обязанности ее ангела-хранителя, чтобы оберегать неопытную душу от соблазнов, а юное тело – от нечистых поползновений мужской части труппы, за настроениями которой зорко следил.
Беспокойство его вызывал Керк Вильямс, игравший героев-любовников не только на сцене, но и в жизни. Керк имел к тому все данные: был невысок, но отлично сложен – когда выходил на сцену в костюме испанского офицера-конкистадора, зрительницы ахали на весь зал. Вдобавок имел голубые глаза и высокий, чувственный тенор, бравший ту самую «королевскую» ноту «до» второй октавы, за которую Огилви платил ему наивысшую ставку и прощал многочисленные адюльтеры, в том числе с актрисами «Глории».
С некоторых пор Керк проявлял нездоровый интерес к Эсмей. Нездоровый – в двух смыслах: «герой-любовник» был опасен не только тем, что менял подружек одну за другой, но и тем, что после осмеивал их в мужской компании. Именно за безграничный цинизм недолюбливал его старый Поверти и совсем не желал, чтобы наивная Эсмей попала в его сети.
О своих подозрениях он ей не рассказывал, чтобы напрасно не волновать. А сам был настороже.
И обоснованно, как вскоре оказалось.
В театре иногда устраивали шумные вечеринки – в честь юбилея спектакля или заслуженного актера, или после удачного выездного концерта. По давнему театральному суеверию каждую премьеру обязательно отмечали банкетом,