Родина моя. Комплект учебных аудиопособий. Михаил Борисович Кушнир

тюрьма, острог и каторга, ГУЛАГ и застенок всегда были где-то рядом; зарекаться от них не приходилось.

      Тем удивительней глубина и красота некоторых тюремных песен. Вот что пишет в книжке своих рассказов, изданной в 1918 году писатель Степан Скиталец: «Лет пятнадцать тому назад мне пришлось быть летом в глубине самарских степей. Был великолепный летний закат, медленно угасающий, торжественно-грустный, с такой ясной, чуткой тишиной прозрачного, сумеречного воздуха, что издалека был слышен каждый звук.

      И на фоне этого уходящего заката и этой тишины где-то далеко во мгле степного вечера звучала и дрожала в воздухе протяжная, грустная песня! И голос, и томительно-нежный, мучительно-грустный напев удивительно гармонировали с настроением угасающего заката и чуткой тишиной степного вечера. Это пела рабочая артель. Прелестный мотив песни до того поразил меня, что я пошёл к ним, познакомился и выучил песню. Долго потом она меня преследовала. В городе я напевал её всем своим знакомым, и все восхищались новой песней.

      Вскоре мне пришлось быть у Максима Горького, который, услышав от меня эту песню, тоже долго носился с ней и, наконец, решил включить её в пьесу «На дне», которую он тогда писал…

      И вот вместе с новой пьесой зазвучала по всей России моя песня, случайно подслушанная мной в самарской степи. Старинная, забытая песня ожила, воскресла и вот живёт теперь новой, второй жизнью…

      Песня начиналась словами: «Солнце всходит и заходит».

      Как хотите стерегите,

      Я и так не убегу.

      Хоть мне хочется на волю,

      Цепь порвать я не могу.

      Не гулять мне, как бывало,

      По широким по полям.

      Моя молодость пропала

      По острогам и тюрьмам.

      Солнца луч уж не заглянет,

      Птиц не слышны голоса.

      Моё сердце тихо вянет,