Бабочка и другие рассказы. Елена Геннадьевна Иванченко

Вместо цифр и обещаний, все услышали характерное мычание, потом абстрактные рассуждения шефа о незаменимости каждого в общем бизнесе, а в заключении, когда самые нетерпеливые разбежались, Комаров сообщил, что дело его жизни состоялось, он сделал все, чтобы воплотить свою мечту. Словом, акции уже распределены между сотрудниками, все документы подписаны и ему остается только попрощаться. Он оставил себе лишь право наведываться в свой кабинет в любое удобное ему время, ибо там он оставил самое дорогое, самое совершенное, что он был способен создать. С другой стороны, он не вправе запрещать входить кому-либо в его бывший кабинет.

      После его ухода часть сотрудников осталась в оцепенении, другие принялись обсуждать различные версии произошедшего, а третьи – занялись разработкой стратегии дальнейшего существования их в компании. Уборщица Дарья Константиновна, уважавшая и жалевшая «Славика» отправилась в его кабинет, чтобы прибраться и, может, повезет, увидеть то, «самое дорогое и самое совершенное», что осталось в жизни бывшего начальника.

      Уже на пороге она застыла в изумлении – всю стену, ту, что обычно прикрывала дорогая мебель, занимала огромная бабочка. Крылья ее трепетали, но окружение стен и потолка не давало развернуться, чтобы взлететь и даже пошевелить усиками. Такие краски и их сочетание могла создать только природа, но влететь в такое узкое окно этому фантастическому существу было не в силах.

      Подошедший к кабинету финансовый директор в изумлении разглядывал, как бабочка пытается взлететь и унести с собой крылья, сплошь собранные из денежных купюр. Часть крыльев была голубо-белой с серебристыми прожилками защитных нитей с еле видными водяными знаками – это оборотная сторона купюры, которые финдиректор раздобыл в обмен на поставку оружия для правительства одного горного города-государства. По центру бабочкиных крыльев проходила черно-коричневая граница, составленная из словацких крон, она отделяла бесцветье от буйства красок. В этой части бабочкиного убранства гнездились оранжевые и желтые юани, которые соседствовали с темно-коричневыми точками – колумбийскими песо. Кубинские банкноты достоинством в 10 песо составляли кремовые островки, в каждом из которых, как на пуховой подушке отдыхал пурпурный 100 – песовик, тот самый, юбилейный. Ему гармонировали фиолетовые ливанские фунты, которые находились рядом с соотечественниками -50 тысячными голубыми банкнотами и бирюзовыми, достоинством 100 тысяч фунтов.

      Каких цветов и денежных знаков тут только не было: зеленые 10 рублевые бумажки прекрасно выглядели в тандеме с зелеными долларами, сиреневые свазилендские эмалангени с дойчмарками, оливковые югославские динары и швейцарские франки на роскошном бабочкином крыле соперничали между собой, бахвалясь только красотой и яркостью, забыв о своей рыночной стоимости. Сначала финдиректор пытался прикинуть, на сколько тянет эта бабочка, и во что обойдется компании чудачество бывшего шефа, если об этом прознают конкуренты, но постепенно сбился со счета,