На протяжении всего монолога Рябинина лицо подполковника сохраняло абсолютно спокойное, даже несколько безразличное выражение. Но когда лейтенант остановился, чтобы «перевести дух», он тут же бросил реплику:
– Насчет нерусских, у нас в ПВО еще терпимо, в пехоте вообще мрак. Это как раз вполне объяснимо. Ты у матери с отцом, который по счету ребенок?
– Первый, – несколько растерявшись от того, что его сбили с «обличительной ноты» ответил лейтенант.
– Еще братья и сестры есть?
– Есть, сестра младшая.
– И всё?
– Всё.
– Вот и в каждой русской, белорусской, украинской да, пожалуй, и в татарской семье так же. А ты бойцов, что со Средней Азии призывают, личные дела посмотри. У них восемь-десять детей не редкость. Вот потому их все больше и становится, – поучительно пояснил Ратников.
– Но надо же как-то выходить из положения, обучать языку, – нашелся Рябинин.
– Вот ты возьми и обучи, – Ратников саркастически усмехнулся.
– Я? – изумился лейтенант. – Я радиоинженер, а не филолог.
– Мы тут все не филологи. Легко говорить, что кто-то что-то и кому-то должен, а сам задарма работать не желаешь. А почему кто-то другой должен? Ведь это труд, обучить человека чужому языку. А ты как наши большие начальники рассуждаешь, на дармовщину все, – Ратников пытливо посмотрел на лейтенанта, оценивая как тот воспринял его слова.
С полминуты в канцелярии царило молчание.
– А в общем ты, конечно, прав, – вновь заговорил подполковник, удовлетворившись тем, что кажется, сбил таки с собеседника спесь, – все подметил верно. Но ничего нового от тебя я не услышал. Я даже могу тебе еще кое-чего подбросить для размышлений на досуге. Вот ты знаешь, сколько наши бойцы получают денежного довольствия?
– Семь-восемь рублей, – машинально ответил Рябинин, не понимая, к чему клонит командир.
– Ну и как, по-твоему, это справедливо?
– Не знаю, но так ведь всегда было.