«Белорусская СССР» он произнес по-русски, картавя на звуке «р», а родителям пояснил на иврите: «Р'усия Леван'а». Хагай перестал улыбаться, Ривка по-прежнему молчала.
– В апреле 1942 полицаи провели акцию уничтожения на всей территории Злобинского района, – продолжал Ашер. – Особенно «отличился» 204 батальон шуцманшафта, в котором служил бывший сержант Красной армии Александр Кулик, более известный как Сашко.
Он внимательно посмотрел на Лею, которая вздрогнула.
– Этот самый Сашко забрал из подвала тебя и твоего брата, сдал в комендатуру, после чего вас разделили: тебя отправили в лагерь «Красный Берег» (это название он снова произнес по-русски, переводить не стал), где у детей выкачивали кровь для солдат вермахта. Особенно у девочек – у них чаще встречается первая группа и положительный резус-фактор. Боруха, судя по всему, отправили в гетто ожидать своей участи. Во всяком случае, сразу его не застрелили, это нам доподлинно известно.
Повисла пауза, во время которой Ашер продолжал смотреть на Лею.
– Ты что-то помнишь из того времени?
Лея неуверенно кивнула. И тут взорвалась Ривка:
– Слушай, ты! Как тебя – майор что-то там! Ты издеваешься над ребенком, что ли? Мы столько сил потратили, чтобы она забыла весь этот кошмар, зачем ты сейчас ее травишь? Тебе не стыдно, представитель «очень серьезной организации»? Ей было четыре года, четыре, понимаешь?!
Ривка растопырила пальцы – четыре – и ткнула ими в сторону майора Зингера. Потом поднялась и указала рукой на дверь.
– Пошел вон из моего дома!
Ашер не сдвинулся с места, спросил Лею:
– Мне уйти?
Лея боялась за маму, но все равно помотала головой – нет. Хагай встал, готовый силой вытолкать незнакомца, но Лея сделала и ему знак – не надо.
– Ты зачем пришел и все это устроил? – спросил Хагай.
– Ну, если бы я с самого начала это сказал, вы бы меня точно взашей вытолкали, – Ашер неожиданно снова улыбнулся. – Дослушайте до конца хотя бы, а после все вместе решите, что делать. Лея, ты помнишь, кто был начальником охраны у вас в лагере?
– Да, – хрипло ответила девушка. – Сашко.
– Совершенно верно. Ты помнишь, как он выглядит?
Лея кивнула.
– Его все девочки в нашем бараке запомнили на всю жизнь, наверное. Мы так кричали, когда он приходил к нам… Потому что это значило, что одна из нас умрет, и никто не хотел, чтобы это была она. Главное было ему в глаза не смотреть. А он смеялся и искал в кого бы ткнуть пальцем. Мне хоть и четыре года было – я помню. Мне повезло. Другим девочкам – нет.
Ривка отвернулась.
– Мы знали, что он мог выкачать всю кровь, а мог оставить «на потом». И когда он входил, мы почти все писались от ужаса, и маленькие, и старшие девочки. И я писалась. А он все ржал и ржал, ему нравилось, когда его боялись. Я его и сейчас боюсь. Очень.
Хагай заиграл желваками.
– Ты зачем это делаешь? – Спросил он майора Зингера. Тот продолжал смотреть на Лею. Только на Лею.
– Ты