меримо мельче приложенных к этому
усилий.
–Ы-ы-ы.…– облетали розовые лепестки её
недолгой жизни, бок о бок с сёстрами: вес-
ёлая возня по утрам, совместные забо-
ты…сладкий густой запах весенней
травы… Так хотелось закрыть глаза, чтобы
не видеть, как вода смывает остатки радо-
сти бытия… Но разве это возможно?!
Внезапно она почувствовала под ногами
опору. "Не может быть!"– первое, что
пришло ей в голову, и она крепко ухвати-
лась за вовремя подставленную руку…
– Здравствуй, малышка! Какая же ты мок-
рая… Давай я тебя согрею… Ты так отчаян-
но барахталась…было слышно даже через
закрытое окно!Какая же ты храбрая! И му-
жественная! Я боялась, что не успею добе-
жать… Ты слышала, как я кричала? Нет?
Ну, ещё бы… Я бежала и вопила, что есть
мочи "Держись!" Давай-ка я высушу твой
плащ…и шапочку… Ну, что? Что ты так
смотришь?! Испугалась… Давай-ка отой-
дём подальше от воды…
Я сажаю мокрого насквозь шмеля себе на
ладонь, сгоняю воду с его чёрных крыльев,
ерошу мизинцем жёлтую шапочку, чтобы
поскорее просохла… Согреваю
его своим дыханием и укладываю в колы-
бель жёлто-красного тюльпана, что растёт
в самой гуще кроны вечнозелёного дерева
семейства кипарисовых.
– Вот, сиди тут, обсушись, успокойся… Жи-
ви здесь! И никогда больше не подлетай
туда, где много воды… Слышишь?! Нико-
Гда!
Третий день шмель наслаждается тиши-
ной и покоем.Днём прогуливается по вет-
кам туи, а перед заходом солнца устраи-
вается в объятиях цветка, льнёт к
лилейным! – и счастливо дремлет, пока на-
двигающаяся темнота запирает на все зам-
ки купол бутона… Пока – так… Пока цветёт
тюльпан…
Наивность
Небо нахмурило брови туч, чихнуло
прилично сверкнув очами и мы, – кто куда.
В подъезд, в тень норки, под небритый
участок травы… А тюльпанам…куда им?!
Стоят, гордые и невозмутимые. Даром, что
цветочки…
Один, шевельнув широкими зелёными
плечами навстречу ветру, скрипнул желва-
ками лепестков и замер. Убедившись в на-
мерениях бесцеремонного в своих поры-
вах ветра, прищурился и затих упруго. А
другой…рядом, подле, не по примеру, а су-
против… Встряхнул ладошками, раскинул
их навстречу отрицанию погоды.
Мгновение, и вот уже поник. Лишь пара
жеваных лепестков удержалось в разумных
пределах…
Кто и когда оценит подобное, миру откры-
тость?! Пчела или шмель, другая какая
букашка, – и те уж не вымажут щёки в ду-
шистой и пряной пыльце…
Наивность, всё-таки, претит всему, что
подле…
Вороны
«ВоРоны пРишли подкоРмиться на
свалку. И мне их, пРедставьте, нисколько
не жалко!»
СтРелки, стРелки птичьих лапок.
БРодят без пальто и шапок.
Сонный хРиплый голосок.
В клюве – кость, в ноздРях – песок…
Апрель 1967.
Мать обучила меня грамоте довольно
рано. Первым словом, которое заставили
прочесть, было не "мама" или "папа", а фа-
милия первого космонавта планеты, в ко-
торой так много сложного рычащего звука.
Он был основным, воинственно настроен-
ным против меня, и моего непослушного
языка.
Логопед, к которому обратилась за по-
мощью мать,постаралась на совесть.Пока-
зала как можно сворачивать язык в трубоч-
ку. Заставила повторить великое множе-
ство цоканий и прищёлкиваний. Но из-
влечь из моих уст искомый звук, с по-
мощью все этих нехитрых приёмов, ей так
и не удалось. Однако дефект речи был ис-
правлен. Легко и случайно. Что неизбежно
сформировало