– Вы наделали мне очень много хлопот, – сказал он, с укоризной глядя на меня. – Вы хотели бежать?
Я смутился и стал уверять, что все вышло случайно, из-за моего неосторожного любопытства.
Вслед за Элем спустилась на двухместной авиетке Эа.
– Ну хорошо, – поспешно ответил Эль. – Садитесь скорее, летим. По крайней мере, вы побывали в нашем музее.
– Так это был музей!
Я не успел прийти в себя, как уже вновь был водворен в небольшую круглую комнату моей воздушной тюрьмы.
Эль, Эа и я уселись в плетеные кресла у круглого стола. Эль хмурился и как будто ожидал чего-то. Послышался очень мелодичный музыкальный аккорд – словно искусные легкие пальцы пробежали по струнам арфы. Аккорд прозвучал и замер.
– Десять часов. Полночь. Это пробили радиочасы, – сказал Эль, обращаясь ко мне. Приложив руку ко рту, он задал кому-то вопрос на своем лаконичном языке. Потом кивнул головою – очевидно, на полученный ответ.
«Как же он слышит?» – подумал я, глядя на Эля.
Я заметил в его ухе, несколько ниже слухового отверстия, небольшой черный предмет, величиной с горошину. Это и был, вероятно, слуховой аппарат.
Необычное молчание и озабоченность моих спутников привели меня в нервное состояние. Я вынул коробку папирос и закурил. Эль покосился на дым и отвернулся. Эа сидела ближе ко мне. Вдруг она сильно закашляла, побледнела и откинулась на спинку кресла. Потом быстро встала и, шатаясь, вышла из комнаты.
– Перестаньте курить, – сказал Эль и, подойдя к стене, повернул какой-то рычажок. Воздух моментально освежился. Я погасил папироску и бережно уложил ее в коробку.
Дверь открылась. Вошла Ли, ассистент астронома Туна. Она подала Элю портрет и, что-то сказав, вышла. Эль кивнул головой и начал глядеть попеременно на принесенный портрет и на меня.
«Сличает, – подумал я. – Из уголовного розыска, наверно, прислали. Не хватало только, чтобы я оказался похожим на какого-нибудь преступника!»
Но слова Эля успокоили меня.
– Да ничего похожего, – сказал он, передавая мне карточку. – Только что получена по радио из Америки.
Меня поразила художественность выполнения. Лучший фотограф Москвы позавидовал бы такой работе. Но сам портрет