– Простите, конечно, но я не искусствовед и не ценитель живописи, – пояснила я. – Я частный детектив, поэтому мне позволительно не знать названий картин. Вы, я полагаю, художник, так?
– Именно, – подтвердил Вольдемар Огородников. – И скажу без ложной скромности, весьма известный. Помимо всего прочего, я являюсь председателем тарасовского Союза художников, а это должно о чем-то говорить! Мое произведение, название которого я вам озвучил, признано шедевром современного искусства. Собственно, о нем сейчас и пойдет речь. Мою картину, мое гениальное полотно украли! И потому я и хочу нанять вас – мне говорили, что вы один из лучших частных детективов в Тарасове. Картину нужно найти немедленно – она ведь почти продана, и человек, который хочет ее приобрести, обещал заплатить немалые деньги. Поэтому вы представляете срочность моего дела, так? За какое время вы найдете мою картину?
– Гм, для начала мне нужно выяснить обстоятельства преступления, – заявила я. Про себя подумала: экий прыткий! Как будто дело раскрыть – как какой-нибудь курсовик накропать, насобирал материал, скомпоновал – и готово! Но я не собиралась объяснять Вольдемару Огородникову, как происходит процесс расследования преступлений – раз он художник, так пусть картины свои и пишет, а я буду заниматься своим делом. К тому же обсуждать детали происшествия в Ленкиной ванной не совсем удобно – все-таки я предпочитаю лично беседовать с новым клиентом, а не по телефону.
– Скажите, вам удобно встретиться сегодня? – поинтересовалась я. – Нам необходимо обсудить ваше дело при личной встрече, к тому же я хотела бы осмотреть место преступления. Когда была украдена ваша картина?
– Скорее всего, вчера вечером или сегодня утром, – ответил Огородников. – Я даже знаю, кто это сделал. Вам надо только представить доказательства того, что мою картину похитил этот наглец Садальский, да засадить его за решетку! Пускай поплатится за свою подлость и лицемерие!
– Садальский тоже тарасовский художник? – уточнила я.
– Художник! – презрительно повторил Огородников. – Да какой он художник? Маляр, который только и умеет, что краску переводить! Да таких, как он, даже в художественное училище не примут, грех так его называть! Самоучка несчастный, бесталанный писака, вот он кто!
– Итак, вы подозреваете именно этого Садальского, – оборвала я поток негодования своего собеседника. – А почему вы считаете, что этот… гм… человек украл вашу картину? У вас есть какие-то улики, свидетельствующие против него? Помимо того, что он является бездарным живописцем, как вы только что заметили?
– Улики! – снова повторил Вольдемар, по-прежнему ядовито. – Знаете, уважаемая Татьяна Александровна, если бы у меня имелись улики, я бы вас не нанимал! Я и хочу, чтобы вы нашли доказательства