*
*
Картина, что развернулась передо мной, когда я распахнул дверь Самуилыча, сразила наповал.
В коридоре вполоборота ко мне Афоня с ружьём на изготовку и взглядом бешеной селёдки держал на прицеле Самуилыча. Владелец ружья – Самуилыч – стоял в двух шагах от Афони. Под глазом Самуилыча красовался синячище. Самуилыч стоял с выпяченной грудью и с головой, задранной подбородком кверху в стиле синьора Муссолини. Вид Самуилыча вопил: “Стреляй, гад! Что, струхнул?”. Самуилыч разве что не рвал на груди тельняшку.
Афоня отлепил взгляд от Самуилыча, перевёл на меня. Безумные глаза Афони да взгляд бешеной селёдки говорили, что Самуилыч Афоню до белого каления таки довёл.
Я сварганил серьёзное лицо, потому как понял, что ещё миг – и расхохочусь. Афоня и Самуилыч в качестве противников не смотрелись аж до коликов в животе.
Афоня – здоровенный амбал тридцати лет от роду, два метра ростом, косая сажень в плечах, и кулачище размером с трёхлитровую бутыль. Самуилыч – щупленький старикашка ростом в полтора метра, начал считать восьмой десяток, но бодрячок такой, то даст фору иному полсталетнему.
Малыш Самуилыч, причём безоружный, всем своим героическим видом вызывал на смертный бой громилу Афоню, у которого в руках ружьё.
Я предположил, что Самуилыч схватку с Афоней проиграет всухую. Потому я решил, что если не вмешаюсь, то Самуилычу жить долго не придётся.
Я попросил Афоню отдать ружьё мне. Афоня отказался. В выражениях Афоня не стеснялся. Я просьбу повторил. Афоня повторил отказ. Чтобы придать словам весомости, Афоня пальнул в потолок. Заряд дроби рикошетом отлетел от потолка, отразился от стены, застучал по полу коридора дробинками. Затем Афоня направил ствол на меня.
Мне очень-очень захотелось жить.
Мой взгляд привлекла выбоина в штукатурке потолка, что осталась после выстрела Афони. Рядом с выбоиной, что появилась при мне, я заметил ещё одну. Я сложил один и один, получил два. Два ствола, два выстрела. Я решил, что в ружье остались только пустые гильзы.
Я улыбнулся той улыбкой, которую дарят дураку.
– Афоня, положи ружьё на пол. И пошёл отсюда к монахам! Захотел на нары?
– Что ты сказал?! Ян, мне показалось, или ты меня послал?
– Афоня, я не посмотрю, что ты такой здоровый. Дам промеж глаз, и считать звёздочки забодаешься.
– Много тексту.
Нашу милую беседу я передал не дословно. Как бы я каждое слово упомнил? Чай память у меня не резиновая.
Когда говорильня закончилась, Афоня сжал ружьё так, что кожей ладоней скрипнул по полированному прикладу. Афоня пошёл на меня.
Я позволил Афоне послать приклад навстречу моему носу. Затем я Афоню стукнул. Афоня упал на колени, принялся хватать ртом воздух. Афонины пальцы разжались. Ружьё грохнулось на пол. Самуилыч подобрал ружьё, матернулся, начал чихвостить Афоню. Я взглядом приказал Самуилычу заткнуться.
Афоня очухался, поднялся, посмотрел на меня.
–