– Я больше так не могу, – повторил Седрик, с тоской вспоминая те времена, когда знал наверняка, что его мысли принадлежат только ему одному.
Он снова взболтал флакон с кровью. Если выпить его до дна, это его убьет?
А если убить дракона, освободится ли его разум от чуждых вторжений?
Раздался звучный стук в дверь.
– Минуту! – крикнул Седрик, из-за страха и гнева несколько громче, чем намеревался.
Надежно спрятать склянку он не успевал, так что завернул ее в пропотевшую рубашку и сунул под одеяло.
– Кто там? – запоздало спросил он.
– Карсон. Мне бы перекинуться с тобой парой слов, если ты не против.
Карсон. Еще один человек, не желающий оставлять Седрика в покое. Днем охотники отправлялись на берег отрабатывать свою плату. Но если юноша вдруг вставал пораньше или заглядывал на камбуз вечером, Карсон неизменно объявлялся рядом. Дважды он приходил в каюту к Седрику, когда там был Дэвви, и напоминал, что не следует донимать больного. И каждый раз мальчишка уходил, пусть и нехотя. Зато задерживался Карсон. Он пытался вовлечь Седрика в разговор, расспрашивал, каково жить в таком большом городе, как Удачный, и случалось ли ему бывать в других. Седрик на все вопросы отвечал односложно, но Карсон как будто и не замечал грубости. Охотник продолжал обращаться к нему с мягкой обходительностью, которая совершенно не вязалась с грубой одеждой и родом занятий.
В прошлый раз, шуганув ученика, Карсон занял его место на сундуке и принялся рассказывать Седрику о себе. Он человек одинокий. Ни жены, ни детей, живет сам по себе и в свое удовольствие. Он взял в обучение Дэвви, своего племянника, поскольку предположил, что мальчик тоже склонен к подобному образу жизни, если Седрик улавливает его намек. Седрик не уловил. Он покончил с едой, а затем напоказ зевнул.
– Должно быть, ты еще слаб после болезни. А я-то надеялся, что тебе стало получше, – заметил Карсон. – Что ж, отдыхай.
Затем со сноровкой человека, привыкшего заботиться о себе, Карсон сгрузил посуду на поднос. Складывая квадратный лоскут материи из тех, что на баркасе сходили за салфетки, он глянул на Седрика и как-то странно усмехнулся.
– Сиди смирно, – велел охотник и краем тряпицы промокнул что-то в уголке его рта. – Ты явно не привык носить бороду. За ней надо ухаживать. Мне кажется, тебе лучше снова начать бриться. – Охотник помолчал и, многозначительным взглядом окинув неприбранную каюту, добавил: – И мыться. И стирать одежду. Я помню, ты совершенно не рад тому, что попал сюда. Я тебя не упрекаю. Но это не означает, что ты должен перестать быть собой.
И охотник ушел, оставив Седрика разом возмущенным и униженным. Седрик отыскал зеркальце и придвинулся к свече, изучая свое лицо. Точно. В уголках рта обнаружились остатки супа, прилипшие к отросшей щетине. Он уже несколько дней не брился и толком не мылся. Седрик рассмотрел отражение, отметив, что выглядит осунувшимся.