Чувства и вещи. Евгений Михайлович Богат

ветер, и «Старый Томас» на ратуше – пузатый воин с пикой в руке – без устали поворачивался, оглядывая окрестности. А фонарь ни разу не шелохнулся; ветер обтекал его, точно сильные волны лобастый устойчивый камень; в нем не было и тени декоративности. Укрась им театральные подмостки – он, наверное, нарушил бы иллюзию действия. Он сам был, несмотря на полную неподвижность, действием. Он мог чудодейственно перенести на пятьсот лет назад, в город бюргеров и монахов. А потом возвратить в сегодня, оставив в сердце высокую радость от этого расширяющего жизнь перемещения в веках. Он сам был действием, потому что вызывал ощущение абсолютной подлинности. Да, именно он висел у этой аптеки несколько сот лет назад. И он же – это чувство тоже рождалось – построен сегодня. Если бы он мог говорить, мы услышали бы: «Мне пятьсот лет, и я родился несколько часов назад».

      Вот наедине с этим фонарем я и размышлял поздно вечером о духовности мастерства. На выставках старинного оружия – а в Эрмитаже они великолепны, – не испытываешь восхищения, несмотря на фантастическое мастерство оружейников.

      Бездуховность – не обязательно, разумеется – сопряжена с рождением художественно ценных орудий убийства. Более того, тут она наименее опасна, потому что очевидна. Пальцы, в сущности, не фальшивят. Они лишь фантазируют вокруг небытия.

      Самый же опасный вид бездуховного мастерства, если пальцы фальшивят. И когда Энке в старой Эстонии днем, работая на торгаша, делал «подлинные» вещи минувших веков, а вечером играл на скрипке, он ощутил, что одна и та же рука не может и лгать, и служить истине. В конце концов разбиваешь скрипку. Его увлечение фонарями, которые он дарит молодежным кафе, отелям, Домам культуры и детям, – углубление в духовное, нравственно содержательное мастерство. (Недаром именно фонарю сообщил Андерсен высокую человеческую муку: уметь показывать разлитое вокруг великолепие мира и страдать оттого, что тебя не зажгли.)

      Возможно, существовал и более земной мотив его особой склонности – Энке вот уже ряд десятилетий работал на одном и том же таллинском заводе «Терас», в мастерских, выпускающих «осветительную аппаратуру» – так называют лампы и люстры, которые там по чертежам архитекторов делают для кафе, университетов, аэропортов. Я поехал на этот завод после того, как жена Энке сообщила мне, что за последние двадцать лет он «…ни одного, наверное, разу не был в отпуске. Поваляется дня три на пляже в Пирити и…».

      – А мастерская, подвал? – удивился я.

      – Вот когда мы с ним расчищали монастырские закрома, я и надеялась. Нет! Поваляется дня три…

      Разговор об Энке со старшим мастером «Тераса» я начал вопросом относительно отпусков и поверг тем самым собеседника в немалое беспокойство:

      – Будете писать? Подумают, что мы заставляем человека целый месяц работать бесплатно. А мы убеждаем: «Отдыхай».

      – Видимо, он работает потому, что это доставляет ему удовольствие.

      – Именно удовольствие. Вы меня извините, я думал, вы будете нас осуждать в печати за то, что