Но самое плачевное для Исаева заключалось даже не в этом, а в том, что дверь в затемненный конференц-зал, на пороге которого он оказался, находилась на самой высокой точке помещения и прекрасно просматривалась с любого места. Свет, вылившийся из коридора в прямоугольник открытой двери, привлек к Исаеву внимание людей, сидевших в традиционно затемненном зале, и аудитория начала оборачиваться. Мужчины и женщины, кто с любопытством, кто-то с неудовольствием, а кое-кто и с нескрываемым раздражением разглядывали источник суеты и смуты. В дополнении ко всем бедам, обрушившимся на голову Андрея, на него со сцены смотрел еще секунду назад расхаживавший по ней молодой мужчина с микрофоном-петлей, закрепленным на его ухе. И было совершенно ясно, что появление Исаева прервало его выступление.
– Sorry, – быстро извинился Андрей. Поздно: взгляды присутствующих уже переместились с его лица на картинку на его футболке, и кое-кто в зале весело хмыкнул. Исаева передернуло: «Черт… всё-таки подставился!» Затянувшееся молчание уже било по нервам и резало слух, и вся эта немая сцена начала напоминать Исаеву как-то раз увиденную им свадьбу в пятизвездочном отеле, на которую в разгар торжества заявился подвыпивший гость в шлепанцах и банном халате. Редко когда терявшийся Андрей даже поймал себя на том, что машинально перекидывает куртку на руки и поднимает их повыше в нелепой попытке закрыть курткой черта на майке.
Тем временем мужчина на сцене склонил голову набок, продолжая с интересом рассматривать Исаева.
– I beg your pardon, – громче повторил Андрей и приготовился юркнуть на задние ряды, где и раствориться, когда услышал низкий насмешливый голос, усиленный динамиком:
– Добрый день. Вы не могли бы представиться?
Исаев вскинул голову, прошил взглядом сцену. Увы, к нему действительно обращался тот, кто на ней стоял. Голос мужчины звучал дружелюбно, но чуткое ухо Андрея уловило и чистую, без малейшего акцента, английскую речь, и саркастичные нотки в ней. Еще пять минут назад Исаев точно также «здоровался» с охранниками на входе, а теперь сам стал объектом для шутки.
Не привыкший к подобному обращению Исаев прищурился, пытаясь лучше рассмотреть своего обидчика и, приглядевшись, сообразил, что мужчина на сцене… почти его ровесник! Может, чуть старше его (возраст молодому человеку добавлял хорошо сидевший на его фигуре костюм), но в этом парне чувствовались настоящий апломб и самоуверенность. К тому же по виду он казался крепче и выше Исаева, был смугл, обладал ярко выраженной ямочкой на подбородке и черными вьющимися волосами с глянцевым, характерным для многих южан блеском, уложенными гладко, но стильно.
Поймав взгляд Исаева, «южанин» снисходительно улыбнулся и,