Наконец, после многих усилий, он вытащил на берег бесчувственное маленькое тело. Не теряя надежды возвратить бедняжку к жизни, он понес его в деревню, в избу его матери, и там употребил все известные ему средства для спасения утопленников. Наконец ему удалось оживить малютку, и он мог оставить его на попечение его родственников.
Муж очень живо представил нам ужас и отчаяние матери ребенка, когда она увидела бездыханный труп своего милого сыночка, и ее радость, ее счастье, когда он открыл глаза и слабым голосом проговорил «мама».
Мы были очень тронуты его рассказом, Лена то краснела, то бледнела, и когда муж кончил, вдруг вскочила с места, бросилась к нему на шею и поцеловала его, говоря: «Теперь я вижу, что вы добрый, хороший человек!»
С этой минуты она перестала чуждаться мужа. Она охотно заговаривала с ним, выходила к нему навстречу, когда он возвращался откуда-нибудь домой, и украшала его письменный стол букетами цветов.
Приглашая обеих племянниц вместе, я надеялась, что вдвоем им будет веселее жить с нами, людьми пожилыми.
Однако скоро оказалось, что вследствие несходства характеров им трудно ладить вместе. Почти каждый день между ними происходили ссоры: Клавдия, всегда спокойная и рассудительная, считала себя вправе относиться несколько свысока к своей взбалмошной кузине.
Лена не выносила ее холодного, сдержанного тона и осыпала ее колкостями.
Ссоры начинались обыкновенно из-за сущих пустяков.
– Господи, какая нестерпимая жара! – жалуется Лена, с шумом бросаясь в большое кресло. – Просто можно задохнуться.
– Тебе оттого так жарко, – рассудительно замечает Клавдия, – что ты все бегаешь да возишься, посиди спокойно здесь в тени, и тебе не будет душно!
– Очень интересно, – сердитым тоном возражает Лена, – сидеть целый день на месте! Скажи еще, что нужно вязать твои противные салфетки, чтобы не чувствовать жары!
Клавдия молчит с видом человека, сознающего, как неприятно вести разговор с сердитым собеседником. Лену это еще больше раздражает.
– Что же ты ничего не отвечаешь, Клавдия? – придирается она. – Если ты считаешь унизительным для своего достоинства вести со мной разговор, так не стоило и начинать!
– Как же я буду с тобой говорить, – замечает Клавдия, – когда ты сердишься.
– Нисколько я не сержусь, я только не могу всегда и на все сладенько улыбаться, как какая-нибудь рыба или амфибия.
– Ни рыбы, ни амфибии не улыбаются, насколько мне известно, – ледяным тоном возражает Клавдия.
– Ну