По сухой щеке скатилась радости слеза.
Кареглазая Карина, волосы, как смоль,
Душу мне разбередила, словно рану соль,
Нет ни сна мне, ни покоя, сердце режет боль,
Кареглазая Карина с мушкой над губой.
Понял я, что мне теперь никуда не деться,
Оказался пленником нежных карих глаз,
С каждым взглядом на тебя сильнее бьётся сердце,
Твоя мушка над губою, действует как сглаз.
Милая брюнетка не играй любовью,
Если ты за нею шла, то я твоя судьба,
Хочешь королевой жить, стань моей женою,
Для меня оставь свободной- должность короля.
Кареглазая Карина, волосы, как смоль,
Душу мне разбередила, словно рану соль,
Нет ни сна мне, ни покоя, сердце режет боль,
Кареглазая Карина с мушкой над губой.
К Высоцкому
Сегодня я к Высоцкому пойду,
Спрошу его: «Семёныч, как жить дальше?»,
Ты с высоты своей мне расскажи,
Как жизнь прожить без подлости и фальши.
Как вытерпеть и вынести ты смог,
Запреты и гоненья власть держащих,
Ведь в нашей юности один ты мог,
Нам рассказать о жизни настоящей.
Мы песни твои слушали взахлёб,
Когда бобина к другу попадалась,
«Шестёрка» в магах вечно рвалась чтоб,
При склейке твоя песня сокращалась.
С тобою лично не был я знаком,
Не знал тогда, как стойко ты держался,
Как твой всегда гостеприимный дом,
Вином, друзьями, песней наполнялся.
О твоих бедах я узнал потом,
Когда по возрасту до твоих лет добрался,
Тогда понятно стало, что поёшь о том,
Как тяжело тебе миг счастья доставался.
Когда от нас ушёл ты на покой,
С которого назад никто не возвращался,
Тогда я понял, может, как никто другой,
Народ с целой эпохой попрощался.
Ты не споёшь вживую песен про коней,
Про церковь и канальчикову дачу,
Про то, что жизнь сурова, если в ней,
Таким, как ты, не дали жить иначе.
Ты написал нам про войну и про любовь,
Про дружбу, верность долгу, честь и совесть,
И каждый раз приходишь к нам ты вновь и вновь,
Чтоб поддержать, чтоб продолжалась жизни повесть.
Я помню почти все твои стихи,
И песни, ярко спетые, с порывом,
Там, что строка, то нерв надорванный в лихих,
Сражениях с цензурой и ОВИРом.
А сколько не пришлось сыграть ролей?
На память нам остались фотопробы,
С усердием тебя вычёркивал злодей,
Старался проучить и неповадно было чтобы.
Запрет – он словно в горле ком,
Вздохнуть свободно, спеть куплет не позволяет,
А ты в ответ пропел нам про дурдом,
На жёсткие запреты, тонко намекая.
Не понимали дураки, что невозможно запретить,
Поэта, его песни, коль он люб народу,
Как невозможно реки вспять поворотить,
Иначе