Меня поначалу забирали в полицию на часок-другой, поскольку я, не имея теперешнего опыта, частенько попадался на местах, где хулиганил, а отец, хоть и ворчал, все равно отмазывал меня. Правда, это происходило всего несколько раз, а потом, после того, как мне исполнилось шестнадцать лет, отец отчитал меня знатно и заявил, что теперь я сам буду отвечать за свои поступки, потому что ему поперек горла стою я и мой переходный возраст.
А еще заявил, что больше он вытаскивать из передряг меня не будет.
И ладно, подумал я тогда. Его помощь мне была уже не нужна, ведь к тому времени я почти научился действовать по-тихому и не оставлять следов.
Больше меня не ловили.
В конечном итоге, мне стало все равно на отца и его безразличие. И я твердо вознамерился сделать так, чтобы он стал моей тенью, чтобы обо мне трезвонили отовсюду, как о большом человеке, а не о нем. Чтобы меня боялись и уважали, а про него забыли. Майкл Норват и его слава просто обязана кануть в небытие, ведь на его смену уже готов представитель следующего поколения.
Я ведь поставил себе цель стать совершенным негодяем, и вот упорно иду к ней, карабкаюсь медленно, но верно. А главное, этот процесс, с одной стороны, страшный, а с другой – до смерти увлекательный, поскольку никогда не знаешь, насколько далеко зайдешь, уже необратим. Я даже если захочу, уже не стану лучше, потому что сам себя слепил такого. И мне нравится результат моих стараний.
Последним испытанием над собственной совестью, которая после того случая забилась в угол и там сдохла от голода, стал незабываемый день, когда я лишился девственности.
Причем, не с кем-то там, а с самой Пенни, женой отца в пределах семейной ячейки аристократов Норват, а за пределами семьи – отъявленной шлюхой, которой все равно, с кем и как, только бы трахал. Появление Милли, второй дочери моего отца, наслоилось на период его запоя и праздных гулянок. Это было тяжелое время, отца невозможно было застать дома. Он не приходил к нам с мамой, не бывал дома. Точкой кипения стало то, что родной отец не поздравил меня с днем рождения. Я пошел к нему домой, потому что телефон его был выключен. А там Пенни. Пьет в одиночестве, хнычет, миленькая такая, жалкая. Жалуется, что муж ее бросил, а дети ее сами по себе, где-то на втором этаже лазают. Пенни на них плевать с высокой колокольни, а особенно, на младшую, которой и месяца на тот момент не было. Выпила залпом, крикнула Линде, чтоб та заткнула малявку Милагрос, а сокращенно Милли, названную так старшей сестрой в честь ее любимого сериального персонажа. Но никто не звал Милли Милагрос, даже сама зачинщица сего экзотического эпатажного издевательства над ребенком, рожденным в Сербском городке.
А хотя, речь же о семейке Норват… Здесь каждый зовется экзотически и каждый волшебный на всю голову, так что волноваться особо не о чем.
Пенни улыбнулась мне, вальяжно разместившись на диване и раздвинув полы шелкового халатика, чтобы я имел честь посмотреть на ее отменные ножки. Ну и мне налила вина,