– Без его архива, без рукописей, без милых сердцу мелочей!
– Бедная Вера!
– Бесчеловечно лишать человека родины!
– Это противоречит всем международным актам и Всемирной декларации прав человека, подписанной СССР!
– Так в СССР и не опубликованной!
– Он не дал им ни малейшего повода! Держался, как и обещал, подчёркнуто лояльно по отношению к советским властям.
– Помните его ответ на вопрос о сравнительном положении советских и американских заключённых после посещения тюрьмы в Нью-Йорке?! Даже тут сдержался, хотя ему было, что сказать, было!
– Власть ничего не смогла инкриминировать ему. И в бессильной злобе вышвырнула его в эмиграцию.
– Тем самым она де-факто признала, что вся его и наша публицистическая и издательская деятельность абсолютно законны.
– Это был смелый правовой эксперимент, поставивший власти перед необходимостью с очевидностью обнаружить противоправный характер своих действий!
– Мы буквально накануне распространили об этом письмо. Обязательно прочитайте его, Володя.
– Мы всё же вынудили власти пойти на смягчение внутренней политики!
Конечно, приятно было думать, что власть идёт на уступки и под совместным давлением изнутри, со стороны диссидентов, и извне, со стороны общественности и правительств западных стран, как-то смиряет свой репрессивный задор. Но Ульяшин не очень в это верил. «Всё это игра! – восклицал он, правда, несколько позже. – А большевики – большие мастера в игре краплёными картами. И овечью шкуру набросят, и соврут на голубом глазу, и слезу пустят, если понадобится. Как Сталин в Ялте – выплакал-таки Польшу у расчувствовавшегося в ответ Рузвельта. Так и тут: молча покивают, как бы соглашаясь, даже по головам погладят, заодно пересчитывая, а как поднимут расхрабрившиеся противники головы для очередного решительного требования, тут-то они бритвой по горлу, сразу по всем, благо, сами в ряд выстроились. Нет, господа хорошие, чёрного кобеля не отмоешь добела, тут Никита был абсолютно прав, если, конечно, относить эту поговорку не только к Сталину, но и к самому Хрущёву и ко всей этой хамской власти».
За подтверждениями далеко ходить не пришлось. Буквально накануне приезда Ульяшина, в первый рабочий день нового года КГБ произвел арест из серии тех самых, которые «не посмеют». Следователь, мило улыбаясь мужу арестованной Ирины Белогорской, заявил, что её арест связан с выходом 27-го выпуска «Хроники», хотя следствию и известно, что она не принимала участия в этом выпуске. Тут даже Ульяшин присоединился к всеобщему возмущению.
– Полный беспредел! – воскликнул он совершенно искренне.
– Нам необходимо как-то отреагировать, – сказала Ира-Хозяйка. – Давайте составим письмо, выразим протест, потребуем освобождения.
– Обязательно составим, – поддержала её Лариса, – нельзя спускать им ни одного случая произвола!
– Если дело так и дальше пойдёт, придётся нам каждый