– Привет. А ты кто?
– Дед Пихто, – отвечаю, опять на автомате, и дальше иду.
– А! Ты наверно Ромик, Мещеряков, – донеслось мне в спину. – Мне-то казалось, что ты совсем маленький, ан вишь, вырос, уже хамить старшим научился. Как время бежит!
Но мне это по барабану, я на занятия опаздывал. Вечером поехал в поместье, родители уже перебрались туда на лето. За ужином, как водится, допрос с пристрастием, что делал целый день, поминутно, как дела в университете и все такое прочее. Я и упомянул о встрече, чтобы как-то заполнить отведенное на допрос время и случайно не проговориться о том, что на самом деле в тот день в университете случилось, это же моя личная жизнь и родителям о ней знать не надо. Что тут началось!
– Этот вернулся! – воскликнула мама.
– И как только, сволочь, посмел! – отец так грохнул кулаком по столу, что тарелки подскочили, а мама, которая вообще-то терпеть этого не может, ни грохота, ни слов таких, даже обычного своего замечания не сделала, а вроде как даже кивнула, соглашаясь.
Так с тех пор и пошло – Этот, по-другому они его не называли, хотя говорили о нем, особенно когда думали, что я их не слышу, часто. Они о нем при мне вообще не разговаривали. Только в тот первый вечер, когда они выпустили пар, мама взяла меня за плечи и, пристально глядя мне в глаза, сказала:
– Рома, обещай мне, что ты никогда не будешь разговаривать с этим ужасным человеком. Обещай, что ты будешь его за версту обходить. А если он к тебе посмеет подойти, то сразу нам скажешь.
Пришлось пообещать, по пунктам.
Выполнение обещания далось мне без малейших усилий. Мы же почти не виделись, хоть и жили в пределах прямой видимости. Но это же Москва, обычное дело. Так что когда предки приставали ко мне, а у них на этом какой-то странный пунктик был, я с чистой совестью отвечал: ни-ни. Если бы не эти их напоминания, я бы о нем вовсе забыл, а так невольно следил за ним, не с большим, но все же интересом – что в нем такого ужасного? Ничего такого не обнаружил. Более того, все наши в доме относились к нему по-доброму, даже бабка Пелагея, звали его Веником, причем не за спиной, а в глаза, и он на это идиотское прозвище откликался. Но не могу же я звать его Веником? Пусть будет Соседом.
Да! Забыл сказать. Как водится, о самом главном. Я ведь почему так точно время его приезда запомнил? Потому что родители после этого в дом ни ногой, буквально. Окончательно в поместье перебрались. Я поначалу подивился, потому что мама все любит контролировать, а для нее все – это я. А тут они меня одного в квартире оставили, не мог же я каждый день в поместье ездить, это даже мама понимала. Подумал: старые совсем стали. Но потом как-то подслушал их разговор: «Не хочу одним воздухом с ним дышать!» Чем это, думаю, он так им досадил, что ненависть к нему пересилила их патологическую заботу обо мне? Выяснять,