Итак, в этом неуютном кабинете, среди многочисленных шкафов и бюро, встретились два фактических руководителя внутренней и внешней политики Франции. И если один из них уже успел проявить себя в качестве государственного мужа, то второму только предстояло пройти тернистый путь от членства в Совете до места в истории. Однако уже теперь, спустя лишь несколько месяцев со своего назначения, Франсуа Мишель де Лувуа был одной из ярчайших фигур царствования Людовика XIV. А для того чтобы достичь этого положения в то время, когда свет Короля-Солнце затмил сонм придворных светил, мало было славы талантливого полководца. Пожелай Лувуа довольствоваться ею, он мог бы занять любую нишу между Тюренном и Гишем. Но он, будучи сыном самого Летелье и возглавив усилиями последнего военное ведомство, тут же оценил обстановку и приложил все старания, чтобы намертво привязать себя к новому назначению сложнейшей паутиной всевозможных реформ. К чести его необходимо признать, что нововведения в целом были направлены на усиление французской армии, хотя большинство генералов придерживались иного мнения. Что до солдат, то пехотинцы сыпали проклятиями и возносили горячие молитвы, требуя от небесного командования низвергнуть хоть какой-нибудь огонь на голову бездельника, заставляющего их маршировать в ногу не только на парадах.
Но, несмотря на всю сложность взаимоотношений министра с подчинёнными, двор упорно твердил о том, что, будь Лувуа назначен годом раньше и не лишись армия маршала д’Артаньяна в самый судьбоносный момент кампании, Франция извлекла бы из этой войны гораздо больше выгод. Что до хозяина кабинета, то суперинтендант финансов пользовался не большей любовью при дворе, чем Лувуа в войсках. При этом же он делал своё дело куда лучше, а результаты его деятельности были пока куда нагляднее, чем успехи будущего «железного министра». Если при Фуке из приблизительно восьмидесяти четырёх миллионов годового дохода лишь тридцать один миллион поступал в казну, то всего за семь лет деятельности Кольбера эти поступления утроились.
И хотя доходы государства были в конечном счёте доходами правящего класса, сами дворяне не только не были признательны «господину Северному Полюсу», как прозвали министра за его холодность, но и всеми доступными и безопасными для себя способами стремились выразить ему своё пренебрежение. Но поразительнее всего было то, что всемогущий чиновник с непонятной робостью относился к сословному предубеждению: он был достаточно смел, чтобы сокрушить такого колосса, как Фуке, но терялся перед нахальством самого мелкого дворянчика. Ибо Фуке, несмотря на громадное состояние и политический вес, был при всём том таким же безродным выскочкой, как он сам, имевшим, правда, непозволительную дерзость сделаться богаче обладателей древних фамильных гербов. Что поделать, у каждого свои слабости, и Кольбер всего лишь платил дань чванному веку.
Несмотря ни на что, с членами