– Прошу прощения у вашего величества за известную вольность, но вы сами велели мне говорить.
– Это так, сударь.
– Значит, мне будет дозволено сказать, что я мог бы, возникни в том надобность, умиротворить испанцев и вновь пригласить посла.
– Того же самого?
– Или иного, государь: это не будет иметь решающего значения. Главное – то, что срыв первой миссии никак не скажется на условиях трактата, составленного прежде.
– Трактата, отвергнутого нами!
– Вы сами признали, государь, что причины вашего отказа кроются не в пунктах договора. И если с тех пор вы пересмотрели свои взгляды, то теперь с лёгкостью его подпишете.
– Сударь, вы забываетесь!
– Мои слова продиктованы исключительно заботой о славе и могуществе вашего величества, – с достоинством поклонился Кольбер, – я всего лишь финансист.
– Вот и оставайтесь им, господин Кольбер, и не тревожьтесь по поводу армейских дел: для этого у нас есть военный министр.
– Упаси меня Господь от того, чтобы я ставил себя в этих вопросах выше господина де Лувуа. Его мнение для меня почти столь же непреложно, как и воля вашего величества.
– Вот как? – удивился король, озадаченный неожиданной покладистостью суперинтенданта. – И вы согласитесь с его суждением?
– Беспрекословно.
– Каким бы оно ни было?
– Безусловно, так как оно, разумеется, будет направлено на благо государства, которое я ставлю гораздо выше своего самолюбия.
– Мы рады это слышать, сударь. Но берегитесь, ибо это, кажется, как раз тот случай.
– Нет ничего зазорного для меня в том, что мои доводы будут опровергнуты таким крупным политиком, как господин де Лувуа.
– О, не беспокойтесь на этот счёт, сударь! Если вы уступите логике военного министра, вы поступите не хуже других; вы поступите, как король, – любезно сказал Людовик.
Кольбер почтительно склонил голову, а король обратился к молодому министру:
– Итак, сударь, каковы, по-вашему, истинные цели и призвание французской короны в создавшейся ситуации?
– Государь, если мне будет позволено высказать собственную точку зрения…
– Именно этого мы и желаем.
– Вашему величеству известно, что я принимал участие в составлении договора с Испанским королевством.
– Мы даже помним, что настаивали на вашем участии. Разве могло быть иначе? – улыбнулся король, принимая это вступление за признание своего превосходства.
– Преподобный отец д’Олива, на мой взгляд, проявил при этом предельные уступчивость и предупредительность, дозволенные послу. Даже речи не было о том, чтобы в какой-то мере пострадала честь нашей страны.
– Разве могло быть иначе? – надменно повторил Людовик XIV.
– Ни в коем случае, государь, – поспешно согласился Лувуа, несколько обескураженный реакцией короля. – Однако, чем меньше разногласий возникло при разработке договора, тем больше