– Суки, весь город разбомбят, – показал кулак в небо Круглов, – я был в Ленинграде до войны, такой красивый город.
– Это точно, – поддакнул я.
– Тише вы, – рыкнул на нас Мурат. – Влево, метров двести, – он указал направление. Приглядевшись, я увидел вдалеке движение и не одно.
– Похоже, начинаются тылы, – продолжил Мурат.
– Скорее всего, – кивнул я. – Давай, Мурат, проверь, только как всегда – тихо.
– Обижаешь, командир, – шепнул он и пополз вперед.
Мы залегли, осторожно поглядывая вокруг.
– Наши это, – доложил вернувшийся через пять минут, казах.
– Точно? – переспросил я.
– Да! Вряд ли немцы могут ТАК ругаться. Крыли какого-то Евсюка.
– Ну, так только наши могут. Сидите здесь, – приказал я бойцам, – если все нормально, свистну.
Махнув казаху следовать за мной, я преодолел открытый участок и оказался в тени деревьев. Да, ни фига не лето, на нас ватники, но от холода все равно сопли застывают, не долетая до земли.
Передо мной что-то чернело, приглядевшись, понял – воронка. Ни хрена это не тылы, это же линия обороны, была. Вон и остатки полузасыпанных окопов. Двинулся дальше, через несколько метров наткнулся на изувеченный труп. Судя по остаткам формы – наш боец. Рядом лежала винтовка с расщепленным прикладом. Передернуло, бля, под бомбежку попали. Господи, да сколько их тут? Вокруг, то тут, то там, виднелись фрагменты тел. Некоторые были целы, но со множественными осколочными ранениями. Спустившись в траншею, пополз дальше, прислушиваясь. Где-то в стороне рвались снаряды. Слышалась редкая стрельба. Вдруг мне в затылок что-то уперлось, и тут же я услышал голос:
– Товарищ старшина, вот, гада поймал. Мародерит или шпионит тут.
Второй голос раздался где-то в стороне.
– Тащи его сюда, третий уже за утро. Чего они все здесь лазают? – Второй голос был с хрипотцой, явно не молодого бойца.
– Вставай, курва! – меня чувствительно пнули в бок. Ватник толстый, смягчил удар, но я все же сжался. – Вставай, говорю, а то еще добавлю.
– Хотя бы спросил для приличия, кто я такой. А вы сразу пинаться, – недовольно пробормотал я и оглянулся, пытаясь рассмотреть казаха.
– Заткнись, сейчас доведу до старшины, он и спросит. Или шлепнет, как и других, – угрюмо проворчал мой конвоир.
Во дела, как встречаюсь с кем-то на фронте, обязательно бьют. Пока не буду нашим свистеть, а то, правда, шлепнут, не спросят, как зовут. Пройдя метров пятьдесят по траншее, увидел кучку бойцов. Сидели все вместе на дне окопа. Кто-то курил, кто-то дремал. При моем приближении поднялся один красноармеец.
– Наверное это и есть, старшина, – подумал я, глядя на человека лет пятидесяти, в каске и с ППШ в руках.
– Да сколько их еще там ползает? – спросил кто-то.
– Кто такой? – задал вопрос старшина.
– А вы кто, что можете задавать вопросы? – ответил я по-еврейски.
– Ты гля, какой борзый, – опять раздался чей-то