Тогда ещё не знали, какие последствия будет иметь этот взрыв. А когда увидели, что люди превращаются в пар вблизи эпицентра взрыва, или умирают от каких-то странных болезней те, кто оказались подальше, то ужаснулись и запретили такие бомбы пускать в ход.
Их стали называть «оружием массового поражения». Не то, чтобы такие бомбы прекратили своё существование. Где-то они есть, говорят, в каких-то глубоких подземных бункерах их хранят. Производство таких игрушек требует огромных энергозатрат, которых на земле уже нет.
Да и не моего ума это дело, как говорит дед. Всё-таки здорово, что я живу в своей стране, где есть Закон и нет никаких атомных бомб! Но бомба, которую мастерил сосед, тревожила и меня.
– Взлетим мы с тобой в один прекрасный день, с этим идиотом вместе! – ворчал дед, с опаской поглядывая в сторону соседского сарая.
Дни шли за днями, похожие друг на друга: настороженные и тревожные. Сосед перестал выходить из дома, взял на работе отпуск и вот уже две недели возился в своём сарае. Он не брился, нестриженые волосы слипшимися прядями падали ему на лоб. Даже на расстоянии было видно, что он не в себе: бурчит что-то себе под нос, скалится, хохочет.
– Совсем поехал головой после убийства жены и сына, – вздыхал дед. – Ох, не миновать беды…
Иногда сосед «выгуливал» своё оружие: выставлял наружу винтовки, ружьё, револьверы всех мастей, заработанные на заводе за долгие годы работы мастером в оружейном цеху. Он любовно поглаживал свои сокровища, протирал их промасленной тряпицей, прищурившись, смотрел на блики от солнечных лучей, что гуляли по гладким стволам. Это была его искренняя любовь, его истинное сокровище.
Мы тоже любили «своё всё», но не так истово. Коллекция нашей семьи давала нам определённый статус.
Отец любил брать в руки кольт времён давней войны, который дед довёл до идеального состояния. Маме нравился элегантный женский револьвер, который бабушка подарила ей на восемнадцатилетие.
Даже у меня уже были свои любимые огнестрельные единицы: детские газовые «пугачи», переделанные дедом в настоящие «огнестрелы». Однажды, когда мы сидели с дедом на крылечке и в очередной раз прислушивались к визгу напильника и принюхивались к вони какой-то гадости, которую варил сосед-экспериментатор, дед посмотрел мне в глаза и сказал тихо, но внятно:
– Знаешь, кого мы сейчас напоминаем?
– Кого?
– Кроликов, которые сами идут в пасть к удаву. Стадом, вместе, не сопротивляясь, покорно.
– А что ты предлагаешь? – с остановившимся дыханием тихо прошептал я.
– Я слышал, что завтра он собирается на завод за консервами, которые ему выделили как отпускнику. Сможешь пролезть в его сарай? Я подпилю доску – я помню, там была одна подгнившая, недалеко от ограды.
– Ну а что я должен сделать внутри?
– Понимаешь, внучок, я слышал вчера, как он бурчал себе под нос, что